Друзья успели вовремя и заняли последний свободный столик.
– Где этот толстожопый крестьянин? – Артур вытянул шею, пытаясь найти взглядом хозяина пивной и громко позвал: – Гоги! Жирная свинья, ты где?
Из-за стойки бара, где символами былого великолепия красовался десяток давно пустующих бутылок, показалось лоснящееся толстощекое лицо.
– Гоги! – весело закричал Артур. – Упырь горбоносый, ты нас кормить собираешься или мы с голоду тут сдохнуть должны? Бухло тоже тащи! Что твой хилозадый служка? Где это чучело?
Лицо хозяина расплылось в неестественно широкой улыбке:
– Сейчас, все будет, Артурчик…
– Еще раз меня так назовешь, я тебе меч в задницу вставлю и три раза проверну.
– Прости, Артур, прости, дорогой, – Гоги стал улыбаться еще шире, хотя, казалось, что это уже невозможно. – Что ты хочешь? Похлебка свиная с кровью есть… Бражка сливовая есть…
– Эту байду сам жри, – Артур протестующе замахал руками, – я ее в интернате за восемь лет так наелся, что тебе и не снилось. А хрень твою радиоактивную даже свиньи не пьют, я проверял. Что из еды у тебя есть?
– Артур, извини дорогой, но ты больше ста пятидесяти трудодней должен, – хозяин пивной встал в полный рост и пожал пухлыми плечами. – Отдавать когда будешь?
– Я тебе их прощаю, крестьянин! – расхохотался молодчик.
Последняя фраза заставила посетителей, которые и так уже прислушивались к разговору, замереть, дожидаясь ответа хозяина пивной.
Гоги перестал улыбаться, прицокнул языком, недовольно покачал головой, потом снова прицокнул языком и, уже без прежнего напускного благодушия, произнес:
– Артур, дорогой, извини, но я твоему отцу все расскажу.
– Что!? Жлоб позорный! Всякую дешевку фуфлыжную мне и моему другу толкаешь, – царский наследник нахмурился. – Не смей! Отцу он расскажет! А знаешь, как отец тебя зовет? Лицо какой-то там тупой национальности!
Гоги хотел было возразить, но тут в перепалку вмешался Олег:
– Да ладно, у меня есть трудодни, я…
– Э… не-не-не… – запротестовал Артур. – Я тебя пригласил, значит, я и плачу.
Потом он растянул губы в улыбке, почти такой же широкой, как раньше хозяин пивной, и ласково, почти виновато, проговорил:
– Гоги, ну ты же знаешь, что я все верну. Половину с дежурств буду отдавать и за месяц все верну. Ну что ты, забыл, кто я? Запиши на мой счет, пожалуйста, будь человеком!
Гоги скорчил недовольную гримасу, почесал небритую щеку, выдержал паузу, а потом, будто смилостивившись, сказал:
– Ну хорошо, Артур, тебе, как настоящему мужчине, верю! Что заказывать будешь?
Артур перестал улыбаться, но, довольный, щелкнул пальцами и торжественно проговорил:
– Вот так бы сразу. Значит, нам два литра крепленого из Ломакина…
– Может, с Малофедоровки лучше… оно дешевле будет.
– Не-не-не… – Артур замахал головой. – Для моего друга только лучшее. И не вздумай мне из Беглицы чего-нибудь подсунуть, я эту срань азовскую за версту чую, понял?!
– Обижаешь, дорогой! – Гоги вскинул руки. – Из Ломакина, значит, из Ломакина.
– Во-во, молодец, ты мне начинаешь нравиться, крестьянин! Так, дальше… давай баранину, свинину сам будешь жрать, и этих, салатов, что там сейчас у тебя имеется, помидоры, огурцы, петрушка… всю эту козлиную фигню для вкуса, ну, ты понял.
Хозяин пивной кивнул, отчего у него затряслись второй и третий подбородки, и громко, чтобы все слышали, проговорил:
– Смотри, запишу на твой счет. Но ты обещал все вернуть!
