Пришла весна, а с ней и Пурим – праздник в память о спасении евреев, проживавших на территории Древней Персии, от истребления Аманом-амаликитянином, как объяснили Ите. Ну, сначала был пост Эстер, когда нельзя вкушать пищу, но Иты это правило не касалось, потому что она ребёнок. Тем не менее девочка решила провести этот день вместе со всеми, поэтому её поили бульоном, чтобы ей не стало плохо. Иногда Ита упиралась, и переубедить её было совершенно невозможно. После поста был весёлый праздник с карнавалом и чем-то вроде концерта для детей. Десятки детей собрались, и Ита шагнула к ним. Как ни странно, её сразу же приняли в свой круг, отчего стало так радостно, так весело, что девочка весь день и не запомнила. В этот день ребе говорил немного иначе, и ещё была молитва «Мегилат Эстер», показавшаяся Ите очень красивой, но детский праздник, конечно, сделал девочку счастливой. Спустя месяц или около того наступил Песах…24
* * *
В самом конце мая наступил этот день. День Памяти. Ита не знала ничего об этом дне, но женщины общины рассказали девочке, что это память об убитых евреях. Ещё его называли Днём Катастрофы. Ребецин усадила большую уже девочку к себе на колени и принялась рассказывать о том, как одни люди убивали других людей только за то, что они есть.
Все в этот день были понурыми и очень грустными. А потом, уже после службы, ребе показывал на большом экране кадры из старых фильмов, называвшихся «кинохроника». Младших детей не пускали, потому что там было слишком страшно, но Ита, знавшая все закоулки в синагоге, пробралась в зал и, усевшись почти у самого экрана, принялась смотреть и слушать.
– Концентрационные лагеря, газовые камеры, расстрелы… – на экране были показаны люди – почти скелеты, смотревшие, казалось, с немым вопросом: «За что?»
– Внешне такие же люди, как и мы, они… – взгляд девочки прикипел к одной фотографии, крупно показывавшейся на экране. Там был кто-то, очень похожий на герра Вольфа.
– А-а-а-а! – от нестерпимой боли закричала Ита, упав на пол. Девочку били судороги, отчего показ остановили, но Лев, уже знавший, на что так реагирует ребёнок, вгляделся в демонстрировавшуюся последней фотографию, на которой был запечатлен эсэсовец с хлыстом, замахивавшийся на кого-то.
В себя Ита пришла уже в кровати. Она прерывисто дышала, с ужасом глядя вокруг. Девочке казалось, что сейчас в комнату войдёт герр Вольф, и тогда… Но всё было спокойно, её гладила ребецин, уговаривая успокоиться. Иту быстро осмотрел врач, дав какую-то микстуру в стаканчике, отчего глаза начали вскоре закрываться.
Рахель, грустно улыбаясь, гладила испытавшую много страшного в своей жизни девочку. Спокойно спавшую благодаря лекарству а идише мэйделе.25
Уже понявшие, что именно ищут, очень специальные люди, прибывшие из далёкой страны, активизировали поиски, но пока результата не было, а время шло. Пролетело лето, началась осень, и Ита пошла в школу. Её охраняли, конечно: двое из тех самых людей сопровождали девочку по дороге в школу и из школы, но ничего не происходило, как не давали результата и поиски.
Едва удалось что-то нащупать, как девочка пропала. Возвращаясь из школы, Ита бесследно исчезла. Это был обычный пятничный день, синагога готовилась к празднованию субботы, давно должна была вернуться девочка, но её не было. Забеспокоившийся ребе уже поднял трубку, когда в синагогу вошли полицейские. Сердце ребецин, ждавшей девочку, ёкнуло. Она поднялась навстречу сотрудникам полиции.
