Подхожу к стулу и сажусь, закинув ногу на ногу. Внимательней осматриваюсь в кабинете, заметив царящий в нем хаос. Стол завален папками с делами. Фотографиями с какими-то сомнительными личностями. Шкаф у правой стены распахнут, и на его полках небрежно сложены папки разных цветов с торчащими из них листками. На стене рядом с окном висит доска с картой города, разрисованная пометками разных цветов.
Какое-то время в кабинете царит тишина, и от витающего в воздухе запаха дыма начинает першить в горле.
Откашливаюсь в руку, но только чтобы напомнить о себе.
– Итак, – наконец-то мужчина откладывает документ и поворачивается передом, потушив сигарету в наполненной до краев окурками пепельнице.
Теперь я в полной мере могу оценить широкоплечую атлетическую фигуру, одетую в черную рубашку с расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными рукавами, открывающими предплечья с хаотично тянущимися венами. Поверх рубашки надет коричневый кожаный ремешок с кобурой, в которой блестит рукоятка серебристого пистолета. На узких бедрах темно-серые брюки с застегнутым на них ремнем и закрепленным сбоку полицейским значком.
Сев за свой стол, детектив берет в руки листок с протоколом и несколько минут молча изучает его.
– Значит, вы не видели кого-то подозрительного рядом с вами, мисс Джадд? – впервые поднимает глаза на меня, посмотрев отстраненным взглядом ледяных серых глаз.
– Считаете, я не сказала бы об этом вашему коллеге сразу? – его безразличный тон вызывает злость.
– Я не спрашивал, что вы сказали офицеру Джонсону. Я спросил, видели ли вы кого-то подозрительного?
– Нет, не видела.
– Вы выпивали?
– Всего один коктейль. Но какое это имеет значение?
– Не могло ли случиться так, что в порыве веселья вы просто забыли, где оставили свою сумку?
– Вы, должно быть, шутите, детектив? – издаю нервный смешок.
– Кендалл. Детектив Кендалл, – грубо исправляет меня, показывая свое высокомерие.
– Послушайте, детектив Кендалл. У меня украли сумку, и если бы в ней не было одной важной вещи, я бы не тратила свое время. Я абсолютно трезва, чтобы помнить, где я оставила ее.
– Вы были с кем-то? – ни один мускул на его скульптурном лице не дрогнул, отражая все то же безразличие.
– Нет. Я была одна.
– Вы ходите в ночные клубы в одиночку? – звучит странный вопрос.
– А это запрещено законом?
– Нисколько. За то время, что вы были там, к вам кто-то подходил?
– Только владелец заведения.
– Вы с ним знакомы?
– Да.
– Что было в вашей сумке?
– Помимо кошелька с кредиткой и парой сотенных купюр, мой телефон и серебряный кулон на цепочке.
– И что же из этого вам так важно?
– Кулон.
– Как он выглядит?
– Он круглой формы, и его можно открыть. Внутри маленькое фото меня с моей семьей.
– Как я понимаю, это вещь недорогая? – в тоне звучит небрежность, будто я произнесла сейчас какой-то бред.
– Она дорога моему сердцу, – произношу, но понимаю, что вряд ли я еще когда-нибудь ее увижу. – Но вам не понять. Я ведь только трачу ваше драгоценное время. Разве какая-то «безделушка» стоит того, чтобы искать вора, укравшего ее, – поднимаюсь со стула, ощутив навернувшиеся на глаза слезы.
Не хватало мне еще показать свою слабость перед таким напыщенным индюком, как этот чертов детектив.
Единственная память о семье потеряна. Этот кулон мне подарили родители на десятый день рождения. Но я так и не смогла носить его из-за проявившейся сильнейшей аллергии на серебро. Помню, как младшая сестра подшучивала надо мной, что на самом деле я вампир и поэтому моя кожа такая светлая. Даже подбросила мне как-то головку чеснока под подушку. Запах, от которой потом еще долго не выветривался.
