Между закатом и явью - страница 3

Тьма, и в самом деле, сгущается над миром – я ничуть не преувеличиваю, говоря об этом. Все больше подземных созданий выходит наружу, все чаще встречаются таинственные всадники в паутинных плащах, принося с собой смерть, все больше черных птиц слетается из-за далеких гор – тех самых гор, откуда вот-вот хлынет мгла, готовая поглотить собою землю. Самые уродливые и жестокие порождения ночи появляются неизвестно откуда, безжалостно убивая и сея страх.

Равновесие нарушено, и чтобы его восстановить требуется слишком многое. Я не знаю, возможно ли это вообще. Но мир меняется, становясь чужим. В упадок приходят золотые города, исчезают с лица земли волшебные леса, реки становятся мутными и отравленными. Даже небо уже не такое голубое, как прежде. Скоро всему придет конец… Если, конечно, прежде не случится что-то, способное сместить чашу весов, уже застывшую над пропастью.

Имеет ли смысл на фоне заката гибнущего мира думать о собственных потерях? – Откуда мне знать! Возможно, и не имеет. И все же я иду, бегу по стертым следам, чтобы отыскать тебя, Алиен, чтобы спросить, хотя бы перед самым концом вселенной: «Что изменилось в твоей душе?!!»

Я еду через маленькое селение, по узкой улочке между серых хаток. Народ здесь тоже какой-то серый: молчаливый, угрюмый. Проходят мимо второпях, словно не замечают, а почти столкнувшись с плечом моего коня, поспешно отводят глаза и отходят с дороги. Но мне почему-то кажется, что одна из подсказок находится именно здесь. И я не уеду из этого неприветливого места, пока не получу то, что ищу.

– Эй! – окликаю я одного из прохожих, —

– Привет! Здесь что-то произошло?

Тот испуганно шарахается в сторону и торопится укрыться за одной из бревенчатых хибарок.

Пожимаю плечами, втягиваю носом воздух: пахнет чем-то горелым и еще, чем-то таким… непонятно чем… как будто людским отчаяньем.

Дальше иду пешком, ведя Джокера за собой в поводу. Довольно долго никто не попадается мне на пути. Наконец, натыкаюсь на молодого еще мужчину со шрамом на лбу. Лицо его хранит то же выражение замкнутой тоски, что и лица всех остальных, встреченных мной прежде. Он с угрюмым остервенением толкает перед собой пустую тележку.

– Постой! – обращаюсь к нему, но он даже не оборачивается. Тогда я хватаю его за плечо и заставляю остановиться. Мужчина пытается стряхнуть мою руку, но у меня цепкие пальцы. Наконец, он перестает сопротивляться и молча смотрит мне в глаза. В его взгляде скорее мука, нежели злость и досада.

– Послушай, – я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно мягче, —

– Ты можешь объяснить, что здесь случилось?

– Случилось, – повторяет он без выражения, мельком взглянув на мою перевязанную руку, —

– Случилось то, что они напали опять. Мы пытались защищаться, но куда нам до этих чудовищ! Да, они везде, везде. Скоро на земле не останется места.

– О ком ты говоришь?

– О Всадниках в черном. Они почти ничего не тронули, не сожгли ни одного дома на этот раз, но забрали с собой наших детей и женщин. Они увезли их туда, – он указал в сторону заходящего солнца, где на горизонте чернели уродливые очертания замка – не замка, крепости – не крепости, – вообщем, какого-то мрачного сооружения, созданного явно безумным зодчим.

– Понятно, – говорю я.

Да и что тут еще скажешь?

И что, спрашивается, мне делать дальше? Какова вообще моя роль во всем этом? Я вижу, как судьба уверенной рукой направляет меня на закат, назначив спасителем этих несчастных, и не могу сопротивляться. Ну не безумие ли? Зачем вмешиваться в чужую беду? Зачем идти туда, куда не звали?