Специальный отряд действовал незаметно, а Катя в течение месяца находилась в Ленинградской области. На Карельский перешеек выдвинулись уже в январе. Собственно настоящих боев Катя не увидела: отряд обследовал районы, уже занятые Красной Армией. Мороз стоял жгучий: у людей коченели носы, щеки, губы, все хрустело кругом. Катя вспоминала рассказы родителей об Аляске. Ей поручили искать едва заметные следы и привкусы. Иногда проще было искать не сам след, а сопутствующий с ним. Катя успешно использовала такой подход. Однажды их отряд поехал прямо к фронту. Требовалось проверить дорогу, что идет через разбитые доты в лес, где сидят «кукушки». Кате сунули в лицо заледеневшую ткань. Катя подумала, и стала искать похожий след, который часто бывает на одежде. Сугробы стояли выше человеческого роста. Приходилось карабкаться по ним, как по скалам. Но кое-где очень рыхло.
Выстрел!
Все залегли. Катя сосредоточилась. Нужный запах идет из чащи. Только идти надо иначе, не напрямую. Она засеменила вбок. Ее было дернули за хвост, но снова раздались выстрелы – почти вровень с головами. Отряд двинулся за Катей в обход. Сугробы нависали как стены, между которыми есть бойницы, только пули летят не от нас, а к нам. Катя побежала быстрее к самым высоким сугробам. Они зашли далеко в сторону. Оттуда Катя побежала по тропинке – совсем свежей. Красноармейцев здесь еще не было.
Они заметили шевеление под ветками. Окрикивать не стали.
Бац! Бац-бац-бац!
Кто здесь лежит? Это – финский снайпер? Винтовка вдвое длинней его самого. По его следам обнаружили еще двух «кукушек». Тех удалось захватить в плен.
Катю опять отправили в Ленинград. Через месяц война закончилась. СССР победил. Лежа в жаркой прихожей Управления НКВД, Катя слышала, как говорят: «Надо было всю Финляндию брать, а не только перешеек. Зря народ погиб?». Оперативники получили благодарности и награды. Катя сфотографировали на фоне щита, где был изображен орден Красного Знамени, а рядом стояло само Знамя.
«Фотография с орденом! Смешно. Но, возможно, в будущем мной действительно станут любоваться. Я же симпатичная!» – Катя не выдержала и засмеялась.
На обратном пути ее без конца ласкали. Москва встречала лужами под черным небом. Падает сырой снег, но тут же тает.
В Отделе Катя сразу увидела Платона.
– Платон Ярсович!
– Катя! Ура! Народ, ко мне! Екатерина Балтфлотовна! Вернулась.
Все тут же выстроились – и командиры, и молоденькие псы. Всегда вежливый Аркадий не смог выговорить Катино отчество.
– Кати… Лот… Простите! А Вы знаете, западная граница теперь идет гораздо дальше! И все, что было прежде с Россией, теперь снова стало нашим. Там еще очень много дел.
– Родион ездил с нами! – сообщил Боря. – Правда, не в Прибалтику. И мы тоже туда не добрались. Просто жуть!
Все со смехом стали утешать Бориса.
Родион, который по-прежнему жил у профессора Колокольцева, прибежал через два дня и принес огромную кость. Не стащил – кость была лично его, ему ее дали за работу. Он был рад Кате. Но судя по мелким признакам, Альма устроила ему нагоняй.
«Да ну ее!» решила Катя.
Глядя в апрельские лужи, они рассматривали мир и самих себя. «Наш отдел лучше всех, не подкопаешься!», говорил Боря, и действительно, в последнее время все получалось. Производительность возросла. Платон ощущал такой внутренний подъем, который был на заре его карьеры, когда он работал вместе с Альмой. Они тогда были очень молодые, но вместе добивались успеха.
