И только теперь с каким-то странным смешанным чувством смотрел на эти старые карточки, ещё напечатанные на фотобумаге. Мама с карапузом в джинсовом комбинезончике, штанины подвёрнуты, явно покупался на вырост. Она молодая и красивая, Никита такую никогда и не знал, смеётся в камеру, прямо хохочет – заливается. И трёхлетний малыш с глазами Никиты хохочет и показывает пальцем на кого, кто их снимает сейчас. Им вместе хорошо. Никита не помнит, чтобы мама когда-нибудь так обнимала его. Нежно, оберегающе, готовая отдать жизнь за каждую минуту этого смеха. Кит пытался вспомнить эти моменты, но их не обнаружилось ни в памяти, ни в сердце.
– Иди ужинать, – раздался мамин голос, и он словно вор, торопясь и суетясь, как попало стал запихивать фото обратно в альбом. Альбом – в коробку, сверху кидая старую мальчишескую одежду, и все это заталкивал опять на антресоли.
Только одно фото, где он стоял в обнимку с двумя неизвестными друзьями, в последний момент сунул в карман джинсов. Надо было показать альбом маме и спросить, что это такое. Или похоронить этот странный случай навсегда в своей памяти. Но почему-то Никита не сделал ни того, ни другого.
***
Взрослый Званцев достал из кармана старую карточку, обтрепавшуюся по краям, наполовину пожелтевшую. Митька и Дрюня как живые уставились на него своими весёлыми, по-детски беззаботными глазами. Никого из них не осталось на этом свете. Ни Митьки, ни Дрюни, ни Рая…
Рай… В сердце кольнуло ледяной иглой. Ни вздохнуть ни выдохнуть. Накатила старинная тоска, от которой хотелось выть. Никого не осталось. Только Гаевский. Трусливый, нерешительный, витающий в своих фантазиях большой ребёнок с кровью густой и вязкой, как расплавленная смола. И такой же чёрной. В этом нет его вины. Чёрт бы побрал чёрную кровь Гаевского…
Кит последний раз бросил взгляд на угол с тем же вечным зелёным мусорным контейнером. Здесь всё для него началось. Здесь же пора заканчивать. Хотя бы историю Гаевского.
Званцев развернулся и уверенной походкой зашагал в сторону Покатаюшки.
Глава шестая. Сбываются ли сны со вторника на среду?
Проснулся Гай от бодрой мелодии телефонного звонка и обрадовался. Он рванулся навстречу этому мотиву, несмотря на слабость, лёгкую тошноту и головокружение. Номер был незнакомый, но Кит и обещал звонить с незнакомых номеров, поэтому Гай радостно нажал кнопку вызова, ожидая услышать голос друга. Эфир ухнул, кашляющее гоготнул, и Гай почувствовал раньше, чем понял – звонивший не Кит.
– Молчишь? – кто-то чужой, гундосый и въедливый явно решил поиздеваться над ним. – Думаешь, хорошо спрятался, падла? Отдай, что скрысятничал, бобёр…
– Вы… Кто? – зачем-то совершенно по-дурацки спросил Гай. Голос противно дрожал.
– Ты куда, сука, товар дел? – прохрипел жутким шёпотом мобильник. Гаю показалось, что где-то рядом с шипевшим слышны всхлипывания Крошки. – Если посылку не вернёшь, бабки гони. Мы про тебя всё знаем. И что в магазине у Леонида в тетрадках-ручках работаешь, это нам тоже известно. Так что, писарь, пиши белым по чёрному: если деньги не вернёшь, тебе – писец…
Мобильник озвучил сумму, от которой у Гая перед глазами замаячили яхты, пятизвездочные гостиницы и несколько лет безбедной жизни. Таких денег на его жизненном пути никогда не встречалось. В голосе Гая появилось какое-то холуйское раболепие, от которого ему самому стало противно.
