Ей почему-то показалось, что переводчик себе на уме, и ей нужно лишь проявить терпение и дать ему возможность выговориться – не стоит на него слишком давить.
– Вы учились в России? – спросила она, и эта неожиданная смена темы разговора, казалось, слегка выбила Бьяртура из равновесия.
– Да, верно, я учился в Москве. Я просто влюбился и в город, и в язык. Вы там бывали?
Хюльда отрицательно покачала головой.
– Прекрасный город. Обязательно как-нибудь съездите.
– Попробую, – сказала Хюльда, отлично понимая, что никогда этого не сделает.
– Прекрасный, но сложный, – продолжал Бьяртур. – Сложный для туриста – все совершенно другое, повсюду кириллица.
– Но ведь у вас с языком проблем нет?
– Нет, конечно, но ведь я и занимаюсь им уже долгое время.
– А с Еленой вам общаться было легко?
– Ну разумеется.
– О чем вы говорили?
– Да особенно-то ни о чем. Я исполнял роль посредника между ней и адвокатом, – ответил он с некоторой нерешительностью в голосе.
– Адвокат говорил мне, что Елена увлекалась музыкой, – сказала Хюльда в попытке не дать их беседе сойти на нет.
– Да-да, это верно. Она мне, кстати, об этом тоже рассказывала. Она сочиняет… сочиняла музыку. Найти достойного применения своему таланту в России она не смогла, но мечтала о том, чтобы стать профессиональным композитором здесь, в своей новой стране. Однажды в адвокатской конторе она исполнила нам песню, и отлично исполнила. Просто замечательно. Но это были несбыточные грезы – смешно полагать, что у нас можно прокормиться сочинением музыки.
– Так же как и переводами?
Бьяртур улыбнулся, но не ответил на вопрос Хюльды. Вместо этого после короткой паузы он сказал:
– Вообще-то, было и еще кое-что…
– Еще кое-что? – переспросила Хюльда с любопытством.
На лице Бьяртура отразилась происходящая у него в душе борьба – стоит ли ему продолжать или лучше закрыть эту тему?
– Но пускай это останется между нами.
– Что?
– Я не хочу оказаться замешанным, понимаете… Я не могу…
– Что произошло? – доброжелательно спросила Хюльда.
– Понимаете, она мне кое-что рассказала… Но это не для протокола.
На губах Хюльды появилась вежливая улыбка. Надо бы ему объяснить разницу между полицейским и журналистом – ну да ладно. Вместо этого она просто молчала и ждала. Она, конечно, не собиралась ничего обещать Бьяртуру, но и отпугнуть его в этот ответственный момент ей не хотелось.
Ее тактика принесла свои плоды, потому что Бьяртур наконец вновь заговорил:
– Я думаю, она занималась проституцией.
– Что вы говорите? Как это вам пришло в голову?
– Она мне сама сказала.
– Этого не было ни в одном полицейском отчете, – с раздражением заметила Хюльда, но ее раздражение было направлено скорее на отсутствовавшего здесь Александера.
– Ну, она мне об этом рассказала, когда мы только познакомились, и настоятельно просила оставить это в тайне ото всех. Мне показалось, что она боится.
– Чего?
– Кого-то.
– Какого-то исландца?
– Не уверен. – Бьяртур осекся – казалось, он обдумывает свои слова. – Если уж говорить начистоту, я так понял, что именно с этой целью ее сюда и прислали.
– Вот как? – Хюльда была немало удивлена. – То есть вы хотите сказать, что прошение об убежище было лишь прикрытием?
– Видимо, можно и так сказать. Признаться, в том, что она говорила, было много неясностей. Но она совершенно очевидно не хотела, чтобы я хоть словом обмолвился об этом кому-нибудь еще.
– Значит, ее адвокат об этом не знал?
