.
Нет, больше Лукас не хотел вытаскивать все это на свет – но оказался именно в том состоянии, когда прошлое вот-вот выйдет из-под контроля: блуждающий взгляд, неустойчивость Бытия, небольшой сдвиг реальности. Ему вдруг показалось, что в удивительном узоре мандалы он узнаёт лицо старого профессора, – и этого он вынести уже не смог. «Ненавижу тебя!» Все в нем будто восстало – неконтролируемый смерч. «Ты больше никогда этого со мной не сделаешь, никогда, Джайлз Хильдебрандт, никогда, будь проклят до темноты!» Лукас скатился по волне чувств и позволил ей управлять своими руками, а те с дикой яростью воткнули край мицелиального рельефа в поджидающую пасть измельчителя.
Звук изменился; мандала погружалась глубже, а слой мицелия крошился, словно высушенная кора древнего дерева. Жужжание измельчителя зазвучало на октаву выше. Кроме того, Лукас слышал крики, ругательства, просьбы и всхлипы – Роберт Трэвис по ту сторону ломился в дверь. Пока его еще не посетила идея сбегать к швейцару за запасным ключом… или же идея его все-таки посетила, но он ее отмел, исходя из логики ситуации. Может, он думал, что не успеет. В этом он прав, спринтер из него никакой. Или же он видел в этом божественную дуэль. Демонов. За душу. Как-то так.
Лукас боролся. Он смотрел, как изумительные линии узора пропадают в измельчителе и в небытии, и трясся от желания сунуть туда руки и быстро вытащить то, что еще осталось от мандалы. «Плевать на пальцы. Плевать на кровь. Спасти ее! Хотя бы последний кусочек!» Но уже почти ничего не оставалось: лишь жалкий клочок, исчезающий рыжеватый край, гаснущий проблеск над горизонтом. Лукас захлопнул крышку измельчителя и с чувством полного изнеможения оперся о шкаф с документацией.
Ноги подкашивались. Рё Аккӱтликс! Все в нем сжималось от тоски.
Тридцать лет постепенного роста и безмерных усилий. День за днем. Мысли сосредоточиваются на мандале. Ее заливает кровь. Буквально из ниоткуда, из другого мира, вырваны, выхвачены, отвоеваны ее очертания. Каждая мандала – оригинал запредельной цены… измеряемой не только деньгами. Она выходит за рамки обычного человеческого «я». Приближает душу к Богу.
Лукас вытряхнул из пончо кучку золотисто-коричневых спор – последнее, что осталось, – и запустил руку в волосы.
Но… к сожалению и к несчастью.
Основная проблема мистического переживания в том, что его невозможно толком отличить от обычного отравления.
Глава третья
Ӧссеанка в бою
Джеральд Крэйг был с ней.
Без протестов, послушно и даже с убеждением, что это он куда-то ведет ее, Джерри позвал Камёлё сначала в ресторан, а затем к себе домой.
Пока они ждали такси, Камёлё совершила ошибку – случайно повернула голову и взглянула на угол дома напротив. Трёигрӱ атаковало ее из темноты – резкое и ошеломляющее. Одно лишь мгновение, ӧссеанин вдруг отступил и исчез на соседней улице, но в Камёлё оставался холод, будто она проглотила кубик льда.
Это был уже третий – нет, четвертый! – раз за сегодняшний вечер, когда она наткнулась на взгляд зӱрёгала.
Конечно, совершенно случайно.
«Это абсурд, Камёлё, – думала она с тихой безнадежностью. – Ясно, что зӱрёгал не заговорит с тобой, пока рядом медиант. Но разве ты можешь сделать так, чтобы Крэйг не отходил от тебя ни на шаг? Вообще никогда? Вообще никуда?»
Такси опустилось на тротуар, и Камёлё забралась внутрь. Джеральд Крэйг подсел к ней и с ожидаемой навязчивостью обнял ее за плечи; в конце концов, он только что выложил за нее столько кредитов, что тем самым в некотором смысле оплатил себе это право. «Да, ты принудила его отбросить брезгливость, и точно так же можешь принудить взять на работе неоплачиваемый отпуск, чтобы он получил сухой паек и следующие четырнадцать дней не вылезал из твоей постели. Только вот наступит пятнадцатый день.
