Понятно, что лучшего пристанища нечего было и желать. Томови и Шиккви, не сговариваясь, заспешили к нему. Внезапно налетел ветер, небо разразилось ледяным ливнем. Шиккви взвизгнула и припустилась бежать, Томови выхватил у неё вещмешок, которым она тщетно пыталась прикрыть голову и спрятал под куртку. Спотыкаясь и оскальзываясь, они добежали до храма и через выбитые взрывом ворота проникли внутрь. Ливень бился о стены, захлёстывал в разбитые окна, они спотыкались о камни и сучья, но они всё равно смеялись, радуясь, что хотя бы эту ночь проведут под крышей. Возможно, она станет последней в их жизни, что ж, это честь – провести её на святом холме.
Томови сбросил куртку и предложил рубашку, вернее, то, что от неё осталось съёжившейся от холода Шиккви. Она без колебаний схватила её, протиснулась сквозь приоткрытую покосившуюся дверь в глубине помещения, быстро переоделась, распустила и встряхнула мокрые волосы и тщательно выжала одежду. Когда вернулась, Томови уже колдовал над костром.
– Я есть хочу, – сказала она, как ни в чём не бывало, встряхивая одежду и пытаясь развесить её на торчащих из стены крючках.
– Не будь эгоисткой, – добродушно пожурил Скью, всецело поглощённый костром. – Ты находишься в священном Храме Матли Касля Леу!.. Неужели тебя это нисколько не трогает?
– Нисколечко, – подтвердила она. – Если уж не даёте поесть, так хоть название переведите.
– Храм Великого Пришествия Богов! – торжественно произнёс он. – И потому совсем негоже нам, нашедшим его милостивый приют, дополнительно осквернять это место.
– Это чем же я его дополнительно осквернила? – Шиккви постаралась, чтобы в голосе прозвучала нотка обиды.
– Знаешь ли ты, где только что переодевалась? И куда одежду повесила сушиться?
– А куда я ещё могу её повесить? – она возмутилась теперь по-настоящему. – И раздеваться я при Вас, что ли, должна была?
– Ох, Шиккви, – вздохнул Томови и протянул ей маленький свёрток со снедью. – Держи свою порцию и если не хочешь мне помогать, так постарайся не мешать.
Скью занялся уборкой помещения. Шиккви хотела было ответить ему чем-то язвительным, но фраза не рождалась, и время на ответ было упущено. Она повернулась, подсела к огню и, откусив подсоленный сухарик, подумала с обидой: «Религия – это миф, в который теперь мало кто верит. Если кто-то вообще способен во что-то верить сегодня…»
Шиккви, жуя сухарик, встала и вновь протиснулась в коридор, где минуту назад переодевалась. Повернула направо и попала в просторный зал с восемнадцатью овальными окнами в высоком сводчатом потолке. Ливень стих, и вода сквозь те из них, что были разрушены взрывом, не падала теперь отвесно на пол, а скатывалась извилистыми струйками по стенам, в свое время расписанным небывало красивыми картинами. Осторожно обходя лужи на полу, Шиккви прошлась по залу, с любопытством разглядывая уцелевшие надписи и изображения, многие она видела в учебниках, когда ещё ходила в школу… Как же это было давно…
Впереди находилась куча обломков камней, искорёженных серебряных и железных предметов непонятного назначения, украшенных драгоценными камнями. Выглянуло солнце, лучи его упали на пол зала, сказочно отражаясь от блестящего металла и преломляясь в пыльных самоцветах и осколках стекла. Шиккви засмотрелась на всё это великолепие и подумала: хорошо, что храм после бомбёжки не разграбили. Хотя, кому грабить и для чего, если творится вокруг такое.
