На опушке леса командир 11-го гусарского полка подполк. ф. Гильхаузен держал пари с несколькими из своих офицеров, как скоро первые шрапнели спугнут большое начальство. Но английские снаряды стали рваться около командования бригады еще до заключения пари, и штаб быстро рассеялся по лесу… К 11-му гусарскому полку присоединился его 5-й эскадрон; командир полка встретил командира эскадрона ротмистра ф. Экс довольно кисло. Последний будто бы ответил самой длинной фразой из всех им сказанных за всю войну: “Господин полковник, мой эскадрон не мог все-таки скакать так быстро, как штаб полка…”
В тот момент, когда конногвардейцы садились по коням, новая очередь разорвалась поблизости; большая часть лошадей вырвалась и разбежалась, а те из конногвардейцев, которые успели сесть в седло, ускакали на север. По свидетельству исторической монографии полка, “положение было весьма критическим”. К счастью, густой лес скрыл отход эскадронов, и только 2 конногвардейца были ранены».
При одних только сведениях о появлении поблизости… одного (!) эскадрона в бегство обращались целые бригады и дивизии, притом гвардейские.
Германские егеря, напротив, держались, теряя за день до половины и более состава, буквально жертвуя собой. Чрезвычайную, доходящую до абсурда чувствительность кавалерии к потерям и стремление во чтобы то ни стало сберечь себя отмечают Оськин и Базаревский. С.М. Буденный, воевавший в кавалерии еще в Русско-японскую, так комментирует особенности западного фронта: «Бесспорно, что в условиях западного театра войны, пространственно тесного и чрезвычайно пересеченного (как “культурного” театра), широкий размах для крупных конных масс отсутствует».
По мнению Пюжана, только исключительная нерешительность союзников после понесенных ранее потерь помешала нанести немцам еще большее поражение, отрезав целую армию (Клука), и спасла кавалерийские дивизии от уничтожения. Хотя французская кавалерия у Ипра успешно прикрывала развертывание пехоты и промежутки между частями (даже в марте 1918 г. английская кавалерия покажет себя полезной, прикрывая общий отход, пришлось даже посадить на коней несколько ранее спешенных полков). Генерал Вуазен позднее отмечал, что, будь разведывательная авиация французов вынесена к Намюру, она точнее смогла бы вскрыть немецкие силы и сделать ясным немецкий замысел еще в ходе приграничного сражения, 14–15 августа. То есть не только немцы имеют основание жаловаться на упущенные возможности.
Вероятно, нужный эффект как немцам, так и союзникам могло дать создание перед войной подвижных групп пехоты на грузовиках при поддержке мобильной артиллерии и броневиков (и, возможно, той же конницы) и, конечно, их умелое применение. Например, германские самокатчики и бельгийские броневики блестяще показали себя уже в первых боях. Как мы увидим в последующих главах, немцы придут к таким группам еще в ходе войны. Массовые перевозки войск уже осуществлялись армией США в Мексике и французской в Алжире, применялись пулеметные автомобили и броневики. В Европе с ее развитой дорожной сетью (как железнодорожной, так и гужевой) и обученными войсками, способными к быстрым маршам, применение «технической новинки» вне специфических областей, например, эвакуации раненых, не требовалось. Железнодорожный транспорт блестяще обеспечивал мобилизацию, а затем тренированные войска обошлись бы, как считали до войны, своими силами. Плюс автомобили 1914 г., как правило, имели еще очень слабую проходимость вне дорог, не будем забывать и о трудностях снабжения и надежности конструкций.
