Судя по тому, как позеленел Ритхель, обрадоваться у него упорно не получалось.
Но быстро сориентировался, надо отдать ему должное. И одна рука управляющего потихоньку потянулась к статуэтке, стоящей на краю стола, – простенькому шарику из цветного стекла на резной деревянной подставке. Со стороны это выглядело нервным движением, не более, поэтому я поспешила предупредить сообщника:
– У него там сигналка для вызова патруля и вообще всех, кто услышит.
Парни-то наверняка в лес ушли, но мало ли кому взбредет в голову погеройствовать?
– Пусть не надеется, она не сработает, – самоуверенно заявил Тавиш.
Однако надежду так просто было не убить, и трясущаяся ладонь Ритхеля сжала подставку, а большой палец принялся тереть стекло. Я втянула голову в плечи, готовая услышать противный оглушающий звук. Но миг прошел, другой, а ничего так и не произошло… Разве только Тавиш разозлился.
– Я же сказал, не сработает! Куда руки тянешь?!
Жутковатые глаза полыхнули, и, словно им в ответ, свет вокруг ладоней разлился ярче. Стеклянный шарик взорвался, осколки брызнули в разные стороны. Кажется, один даже меня царапнул, но я была слишком поглощена происходящим, чтобы обратить на это внимание.
– Давай без глупостей, – миролюбиво предупредил Тавиш, закрывая окно и дверной проем белесыми щитами.
Ритхель активненько так закивал:
– Ч-что вам нужно?
– Угадай, – предложил мой… ну почти герой. – Предупреждаю, попытка всего одна.
Желания срочно проститься с жизнью у Ритхеля раньше не наблюдалось, и подлость он явно за собой знал, но вместо ожидаемого и единственного верного ответа начал блеять что-то совсем уж невнятное:
– Я сниму листовки… И позволю вам уехать… Даже денег в дорогу дам. Только пощадите!
Так противно стало. Даже не от его воплей, а от ощущения, что меня за дуру держат. Опять.
Негодяю неоткуда знать, что ограбленная сиротка в курсе его делишек. А признаваться в них он явно не планирует.
– Ответ неправильный, – отстраненно отметил Тавиш и медленно направился к управляющему, поигрывая когтями.
Тот тяжело упал на стул, отчего несчастный предмет мебели жалобно скрипнул. Полными неподдельного ужаса глазами Ритхель следил, как неумолимо приближается его личное наказание.
Возможно, и мое тоже, но об этом думать стану потом.
Изогнутый коготь медленно прошелся по лоснящейся от пота щеке. Будто завороженная, я следила, как медленно набухает кровью царапина, а потом частые капельки стекают вниз и теряются под воротом несвежей рубахи.
Чувство сострадания так и не пришло. Но и удовольствия от процесса восстановления справедливости получить не удавалось. Мерзко. И страшно. Как будто лихорадка, только жара нет и язвы внутренние. И справиться с ней сложнее, потому что гниющую совесть никакими снадобьями не излечишь. Пусть бы это закончилось поскорей!
А вот Тавиш откровенно наслаждался.
Отнял палец от кровоточащего следа, некоторое время порассматривал коготь, только что не облизал его, после чего участливо спросил:
– Ну что, попробуем еще раз?
Подлое сознание покидать Ритхеля не собиралось, пришлось ему отвечать.
Снова неправильно.
Еще одна царапина.
Но и это вора ничему не научило. Покровители, как же глупо! Это же просто деньги! Сказать по правде, мне уже не так и хотелось их. Хотелось просто уйти, зря мы все это затеяли. Но и справедливости хотелось. И отвернуться что-то не давало.
Беловолосому чудовищу игра наскучила после четвертой царапины и обещания дать нам очень много денег. По сельским меркам, конечно. У нас это кошель с серебром. Небольшой. Тавиш явно тоже смекнул, в чем считать, и в ответ на «заманчивое» предложение брезгливо фыркнул:
