– Куда обратно?
– В рот!
– Нет, я так не могу.
Сан соорудил кулаки. Я отступился. Чёрт с ним! Пусть идёт!
Дудоров ушёл. Я остался.
Дежурство у коляски не составляло для меня труда: ребёнок вёл себя спокойно, стрелял глазками и чмокал соской. Симпатичный оказался парень. Такой же белобрысый, как Санёк. Не хотелось бы, чтобы он вырос придурком. Таким же придурком, каким являлся его отец.
Прождав минут десять, я услышал стук в дверь. Открыл. Вошли двое в белых халатах и саквояжами в руках. Закрыли дверь на ключ. А потом представились: щеголеватый лет сорока, был сексологом, а вахлаковатый лет пятидесяти – психиатром.
– Профилактический осмотр, – милейшим голосом произнёс сексолог и разложил на столе инструменты: тонометр, секундомер, аппарат ЛОД-терапии при сексуальной дисфункции.
«Ё-моё! Когда же вернётся Санёк?»
Я стал доказывать, что нахожусь здесь случайно, что Дудоров скоро вернётся и сам пройдёт этот осмотр.
Сексолог не слушал, делал своё дело и задавал вопросы:
– У вас есть сексуальные дисфункции?
Я не понял:
– Что?
– Дисфункций нет, – заключил сексолог, и я послушно кивнул: конечно, нет.
– Будем сдавать кровь на биохимию.
– Нет! Кровь не надо. По поводу крови обращайтесь к Дудорову.
Сексолог не слушал. Продолжал своё.
– Кровь будем брать из вены. Снимите пиджак. Закатайте рукав. Расположите руку на столе и поработайте кулаком.
Он вскинул надо мной сорокамиллилитровый шприц.
Когда-то сексолог был знаменит, имел свою клинику и преуспевал за счёт мужских проблем. Но потом, после ряда судебных разбирательств, он лишился лицензии, потерял клинику и все имеющиеся регалии. Теперь подрабатывал в ночном клубе.
Другой мужчина, психиатр, ни в чём не участвовал. Он склонился над коляской и посюсюкивал. Ребёнок ему улыбался. Оба были довольны: младенец с обликом Санька и грузный мужчина в образе мясника.
– Пацан? – спросил психиатр, покачивая коляску.
– Пацан, – согласился я.
– Умм, – уважительно отозвался психиатр.
Он тоже был знаменит. У него была психиатрическая клиника. Но психи никому не нужны. Всех психов направили в крематорий. Пытаясь их защитить, психиатр возмутился, апеллируя к принципам гуманизма. Но человеческий гуманизм не являлся гуманизмом для пришельцев из космоса. Психиатр поплатился всем, чем дорожил, что составляло его жизнь. Он остался без клиники и медицинской практики и теперь подрабатывал в ночном клубе.
Большой, харизматичный, с лукавым ленинским прищуром, он располагал к себе и вызывал доверие. Глянул мне в глаза, проник в глубину души, и сразу полегчало. Проблемы отодвинулись, и я перестал сопротивляться. Сел на стул и положил руку на стол.
– Поработайте кулаком.
Я поработал.
– Сожмите руку в кулак.
Я сжал.
Минуя сексолога, мой взгляд неотрывно следил за психиатром. Я увидел, как глаза выкатились из орбит и, уносимые сквозняком, поплыли по воздуху. Вся комната заполнилась полупрозрачной ватой. Краски и звуки угасали. Мир сделался невыразительным, размытым, почти неосязаемым. Последнее, что я услышал – это довольно твёрдый приказ:
– Раздевайся!
В отключке я пробыл недолго. Когда очнулся, сексолога в комнате не было. Мной занимался психиатр.
Обнаружив, что раздет до трусов и пристёгнут наручниками к креслу, я задёргался и забился, как попавшая в клетку птица.
– Пустите меня! Пустите!
– Не дури, – строго предупредил психиатр.
– Я не Дудоров! Вы это понимаете?
– Понимаю. Ты не Дудоров! Ты лучше Дудорова! Ты лучше всех конкурсантов. Будущий победитель!
