– Скажи, голубчик, – спросил он, – прошли уж здесь татары?
– Прошли, прошли, батюшка, – отвечал старик, – вот видишь, сожгли нашу избенку.
– Много ли их было?
– Еще бы не много. Погляди-ка дальше, все поля потоптали, разбойники…
– А кто их вел?
– Да, видно, набольший ихний, прозвание-то, вишь, у него такое мудреное.
– Значит, – продолжал свои расспросы фельдъегерь, – эмир теперь в Томске. А не знаешь ли ты, взяли они Колывань или нет?
– Не слыхать, батюшка, там, кажись, еще спокойно.
– Не могу ли я тебе помочь? – спросил молодой человек.
– Эх, родимый, чем тут поможешь, когда мы остались без кола, без двора! – с отчаянием проговорил крестьянин.
Строгов положил двадцатипятирублевую бумажку на колени молодой женщины и, не дав ей времени поблагодарить его, пришпорил коня и помчался вперед. Разговор со стариком убедил его, что ехать на Томск опасно. Приходилось держать путь на Колывань, сделать там остановку, а потом свернуть с прямой дороги и искать переправы через Обь. До Оби оставалось сорок верст, и Строгов раздумывал над тем, как он переберется на другой берег; если бухарцы уже сожгли все лодки и паромы на реке, надо будет переправляться вплавь. Конь его выбивался из сил; в Колывани надо было во что бы то ни стало обменять его, так как путешествие по местности, где рыскали полчища мятежников, требовало прежде всего быстрой езды. Наступила ночь, довольно темная, как всегда в это время года. Теплый летний ветер совершенно затих, и стук копыт гулко раздавался в ночной тишине. Ехать надо было очень осторожно, так как по обеим сторонам дороги беспрестанно попадались поросшие тростником бочаги, из которых берут начало мелкие притоки Оби. Строгов время от времени останавливался и пристально осматривался кругом, чтобы не сбиться с пути. Вдруг ему почудился вдалеке конский топот. Он сошел с коня и припал ухом к земле – не оставалось никакого сомнения: верстах в двух позади него по той же дороге ехал отряд всадников. Стук копыт становился все явственнее, очевидно, приближались.
«Кто это? – подумал Строгов. – Если свои, то я присоединюсь к ним, но если это бухарцы, надо спешить скрыться, пока они еще не настигли меня».
Спрятаться было нелегко, потому что кругом расстилалась степь.
Наконец зоркие глаза молодого человека различили шагах в ста влево от дороги какую-то темную массу, оказавшуюся на его счастье небольшой рощицей. Он углубился в нее, ведя лошадь под уздцы, но, пройдя шагов сорок, увидал перед собой маленький пруд, который полукругом заграждал с этой стороны рощу. Строгов привязал коня к дереву, а сам спрятался в кустах на опушке рощи.
Вскоре вдали показался слабый свет, и фельдъегерь различил колеблющиеся огни, которые оказались факелами. Отряд, в котором было человек пятьдесят всадников, быстро приближался и, подъехав к роще, где скрылся наш герой, спешился. Вскоре он убедился, что всадники не собираются обыскивать рощу, а только сделали в этом месте привал, чтобы дать отдохнуть лошадям и подкрепиться пищей. Действительно, они пустили расседланных коней пастись по лугу, а сами легли на опушке рощи и стали вынимать запасы из своих походных мешков.
Это был бухарский конный отряд. Одежда воинов состояла из кафтанов, опоясанных ремнем, сапог желтой кожи, с загнутыми кверху носками и высоких бараньих шапок. Каждый из них был вооружен кривой саблей, кинжалом и ружьем, привязанным к луке седла. Их кони, татарской породы, были невелики, но чрезвычайно выносливы и лихи на ходу. Отрядом предводительствовали два начальника: пенджа-баши, имевший под своею командою пятьдесят всадников, и подчиненный ему дег-баши, которому было вверено начальство над десятью солдатами. Они отличались от прочих воинов более богатым вооружением и привязанною к луке небольшой трубою.
