Миланский вокзал - страница 50

А еще было все, что происходило снаружи, в районах, прилегающих к электростанции. Строго говоря, это не входило в обязанности железнодорожников, но патрульные машины полицейского участка Гарибальди проезжали здесь не чаще двух-трех раз в день, и они не могли отказать в экстренном вмешательстве. Бомжи предпочитали болтаться между колоннами Вагонной галереи и киосками с напитками и бутербродами, расположенными на ее концах. На площади Дука д’Аоста, вечно заваленной мусором и использованными шприцами, так как мусоровозы часто сюда не пропускали, в любое время суток торчали группы дебоширов и бездельников разных национальностей, грабежи и разбои были в порядке вещей, а торговцы наркотиками развернули здесь оживленный бизнес. Тут был угол, где дети выпендривались на своих скейтбордах, угол фехтовальщиков и угол, где, когда их прогнали с поста внутри остановки метро, появились складные столы для игры в «три карты». Площадь Луиджи ди Савойя, с правой стороны, если смотреть в сторону вокзала, была царством иммигрантов с Востока, которые предлагали себя для подработки в качестве каменщиков, рабочих или сиделок, расположившись на скамейках и лужайках маленького сада. Мужчины здесь вовсю приторговывали контрабандными сигаретами, а женщины за несколько евро делали стрижки. С левой стороны площадь Четвертого Ноября превратилась в пестрый и хаотичный базар, где доминировали неграждане ЕС африканского происхождения, где между навесами трамвайных остановок и клумбами покупалось и продавалось все: одежда, специи, гашиш, выпивка, секс. Периодически во время ссор и сведения счетов атаковали то одну, то другую территорию, очерченную границами, которые были настолько же невидимыми, насколько и четкими. Время от времени представителей обеих сторон находили в луже крови на асфальте.

Привокзальный район, особенно после наступления темноты, был ничейной землей упадка, несчастья и насилия, Диким Западом, населенным изгоями и преступниками, где единственными законами были законы сильнейших и хитрейших. Пассажиры, прибывающие или уезжающие, пересекали его с опущенной головой и быстрым шагом, задерживая дыхание, пока не чувствовали, что находятся в безопасности. Жители прятались в своих домах, а те, кому приходилось там работать – владельцы магазинов, таксисты, железнодорожники, операторы банкоматов, – были вечно бдительны и, если верили в Бога, молились о спасении своей души.

То, что это так, с каждым днем становилось все яснее и яснее. Благодаря непреодолимому притяжению, оказываемому Центральным вокзалом на бродяг всех мастей, он превратился в своего рода социальную свалку под открытым небом, где скапливались отходы, порожденные бешеной конкурентной жизнью мегаполиса. Это место, будто бельмо на глазу, портило тот облик Милана, который отчаянно хотелось видеть руководящей верхушке – и, учитывая то, что именно с вокзала начиналось знакомство с городом многих путешественников и туристов, раздражение политиков было вполне понятным.

Началась «большая зачистка», объявленная комиссаром Далмассо. За два дня до этого квестор устроил большую облаву, и были запланированы последующие. Масштабная операция, в которой участвовали около ста офицеров, кинологи и криминалисты, конные полицейские и даже вертолет. Входы в Центральный вокзал и метро были перекрыты. Сотни опознаний и личных досмотров привели к десяткам арестов нелегальных иммигрантов и толкачей, а также к изъятию изрядного количества наркотиков, нескольких ножей и пистолета. Что касается сотрудников «Полфера», то они максимально усилили патрульную службу на участке, одним из координаторов которой был Меццанотте, и начали проводить политику нетерпимости. КПЗ участка уже трещала по швам, а на столе Рикардо стопка отчетов о преступлениях, обвинительных заключений и различных протоколов достигла тревожных размеров. Однако у него сложилось впечатление, что конкретных результатов достигнуто очень мало. В результате этих операций торговля перемещалась на несколько улиц в сторону, но через несколько дней все продолжалось как прежде. Это было похоже на бросание камней в пруд: раздавался всплеск, по воде на несколько мгновений расходились концентрические волны, а затем поверхность становилась совершенно гладкой и неподвижной, будто ничего не произошло. Возможно, Раймонди, глава Центра социальной помощи, который в своем интервью резко раскритиковал макси-рейд, был прав. Перед лицом проблем такого масштаба одних репрессий оказалось недостаточно.