– Шел дождь, – произносит Мия, не отводя глаз от пейзажа.
Я киваю:
– Да. Действительно, шел дождь.
Как прекрасно, что она помнит. Правда, дождливым выдался лишь один день, остальные были солнечными. Мне хочется объяснить ей, что я повесила картину, потому что очень волновалась за нее. Я была в ужасе. На протяжении нескольких месяцев проводила без сна ночь за ночью, задаваясь одним вопросом: что, если?.. Что, если ей плохо? Что, если она умерла и мы никогда ее не найдем? Что, если с ней все хорошо, но мы об этом не узнаем? Что, если она умерла, мы об этом узнаем и детектив попросит опознать тело? Я хочу рассказать Мии, что приготовила для нее чулок на Рождество. Просто на всякий случай. Купила подарки, упаковала и положила под елку. Я хочу, чтобы она знала, что я ушла с крыльца далеко за полночь, что тысячу раз звонила ей на мобильный. Просто на всякий случай. В надежде, что наконец услышу не запись автоответчика. Раз за разом я слушала монотонный ответ, те же слова, те же интонации: «Привет, это Мия. Пожалуйста, оставьте сообщение», радуясь возможности хоть несколько секунд послушать ее голос. Я спрашивала себя, что, если мне больше никогда не услышать ничего другого от собственной дочери? Что, если?..
Глаза Мии пусты, выражение лица отрешенное. У нее самое прекрасное лицо, кожа цвета персиков с кремом, сейчас персикового нет, остался лишь крем, отчего она кажется мертвенно-бледной, словно привидение. Она не смотрит на меня, когда мы разговариваем, только сквозь меня или куда-то в сторону, но никогда не в глаза. Чаще всего голова ее опущена, она устремляет взгляд на ноги, на руки, куда угодно, лишь бы не встретиться с моими глазами. Здесь, в столовой, с ее лица сходят последние краски. Это происходит в одно мгновение, когда через приоткрытые занавески в комнату врывается яркий свет, заливает ее тело и оседает на плечах. Рука Мии падает вниз, оторвавшись от пейзажа далекой Тосканы. Голова опускается, дыхание становится хриплым.
Кладу руку ей на спину – слишком худую, я нащупываю лишь твердые кости – и жду. Впрочем, не слишком долго, терпения мне не хватает.
– Милая моя девочка, – говорю я, но она перебивает, убеждая, что с ней все в порядке, все хорошо. Я уверена, все дело в кофе. – Что случилось?
Она пожимает плечами. Рука прижата к животу, и я чувствую – ей нехорошо. Что-то толкает ее прочь из столовой.
– Я устала. Хочу полежать.
Я киваю и напоминаю себе, что надо уничтожить все следы кофеина в доме, прежде чем она проснется.
– Тебя не так просто найти, – ухмыляюсь я, когда он приглашает меня в отсек офиса, где находится его рабочее место. Это даже не кабинет, он больше похож на кабину, но с высокими стенами, обеспечивающими некое подобие уединенности.
Здесь только один стул – его, – и мне приходится стоять при входе, прислонившись к прогибающейся стене.
– Не знал, что меня кто-то ищет.
Если доверять первому впечатлению, он напыщенный придурок, я сам был таким много лет назад, прежде чем понял, что доволен собой больше, чем имею право. Он крупный мужчина, но не скажу, что высокий. Похоже, он качается, пьет протеиновые коктейли. Может, стероиды? При случае надо записать, при нем у меня нет желания это делать. Не хочу быть пойманным в тот момент, когда делаю выводы. Это может быть не на пользу мне же самому.
– Вы знакомы с Мией Деннет? – спрашиваю я.
