Но мне не спалось в эту ночь. Во-первых: возобновились безмолвные звонки, к первому и даже третьему я подскочил, думая, может быть это Лёля, но – нет и нет.
Я забрал аппарат в свою комнату и всё же дед пришёл осведомиться:
– Что у тебя происходит? Кто звонит всё время?
– Дуры какие-то, трубку бросают.
– Так отключи телефон. Два часа ночи, хорошо, воскресенье завтра.
– А если Лёля позвонит?
– Спит давно твоя Лёля, – досадливо пробормотал дед, запахивая кофту, что натянул поверх своей «спальной» футболки, – чего ей звонить среди ночи? С ума-то не сходи. Ложись, давай!
– Мы поссорились. И она… она беременная, – я посмотрел на деда снизу вверх, садясь на так и не разобранной постели, ожидая от него какой-нибудь мудрости.
– Чего?! – у деда вытянулось лицо, и остатки сна улетучились из его глаз, – доигрались, стало быть.
Он сел рядом со мной, вытянул губы трубочкой, подняв домиком брови.
– Н-да-а… дела-а… – протянул он, выдохнув. – А чего поссорились-то, – он посмотрел строго, – ты сказал что-то? Обидел её?
– Да она сама, кого хочешь, обидит! – вспыхнул я. – Замуж не хочет за меня.
Дед покачал головой, усмехаясь:
– Ох, пацан ты сопливый. Чего ей хотеть за тебя замуж? Кто ты есть? Даже не студент ещё, – он посмотрел на меня уже мягче. – Ты… вот что, папаша, новоявленный, спать ложись. Завтра, простит тебя твоя прекрасная Лёля, помиритесь, заявление в ЗАГС подадите, куда она теперь денется от тебя, раз залетела.
Дед опять усмехнулся, поднимаясь:
– Но, вообще-то… Вообще-то, ты даёшь, однако, брат: вылупиться не успел, а уже своего ребёнка заводишь. Ох, Лёшка… Не вздумайте только с институтом опять такой финт сделать как в том году, иначе, что делать-то, всю дорогу в санитарах ходить будешь, а школьную золотую медаль себе на грудь повесишь. Санитар с медалью. Как дворники при царском режиме.
– Дед… – пробормотал я довольно жалко, впрочем…
– Что, «дед»? Дети – дело хорошее, конечно, но почему вы не подумали, как вы растить ребёнка будете? На нас стариков повесите, ведь, с родителей ваших толку-то нет…
Он сказал ещё что-то в таком же роде, укорял меня за легкомыслие и неосмотрительность, понимая, впрочем, что разговор и запоздал уже да и раньше не был полезен. Всё равно я был бы таким же неосмотрительным.
А я лежал после в темноте и думал, до чего я рад, что Лёля беременна, тут дед прав, теперь она никуда не денется от меня. Я почему-то был уверен, что то, что у нас будет ребёнок навсегда прилепит её ко мне, хотя и её и мои родители что-то не очень «прилепились»… Но разве у кого-нибудь могла быть такая любовь как у нас? Конечно нет!
Но потом я вздрагивал, чувствуя сердце во всём теле: а вдруг она меня не любит?
Или сегодня разлюбила? Может это пушкинское: «чем меньше женщину мы любим…» с Лёлей работает наоборот?
Я заснул только к утру. Утром меня не будили рано, но к полудню всё же подняли. Я тут же взялся звонить Лёле, однако никто не отвечал. Как такое могло быть? Я пошёл к ним домой. Никто не открыл, вообще, по всему судя, никого не было. Я вернулся домой. Тревога и беспокойство раздирали меня на части. Чем больше проходило времени, тем больше я чувствовал, что Лёли не просто нет дома, что что-то произошло…
Я не ошибся, вечером позвонила Вера Георгиевна и сказала, что Лёля в больнице. Но идти не надо, на днях будет дома…
