В середине августа в Москву нагрянул дядя Валера. Он приехал ко мне, хотя и сказал, что проездом, но это точно было не так, он не спешил никуда, он провёл со мной много часов, весь день. Это был будний день, мы сходили в Зону, как мы звали Тропарёвскую Зону отдыха, прогуляться, он рассказывал о маме, о Ромашке, о бабушке и расспрашивал о Лёне, всё больше хмурясь, глядя на меня. Сам он теперь с друзьями организовал артель по производству мебели.
– Не знаю, что выйдет из этого, Лёля, я конструирую в зависимости от пожеланий заказчика, потом с мастерами… словом, тебе не интересно будет, но пока заказы есть вроде и неплохо…
– Бандиты не достают?
Он посмотрел на меня:
– Бандиты начали в кресла депутатов пересаживаться… – хмуро произнёс он. – Но… С другой стороны, не платить хотя бы дважды…
Мы пообедали, купив в «Лейпциге», до которого дошли через Зону напрямик, разнообразных вкусностей: чудесной колбасы, копчёной осетрины, сыра и даже вина. Я и кофе сварила на плитке в нашей маленькой турке, Лёня никогда не любил, я варила для себя.
– Лёль, где Лёня? – спросил, наконец, дядя Валера, пока я убирала посуду.
Я посмотрела на него… если бы я не сделала этого, я смогла бы не сказать… но своими глазами он тут же проник мне в самое сердце и я заплакала…
Всё, ноги не удержали, я села на постель, дядя Валера рядом со мной, обняв мои затрясшиеся плечи.
Я впервые заплакала с того дня, как всё разрушилось, и поэтому поток моих слёз был неукротим…
– Так и знал… чёрт… – пробормотал Дядя Валера, обнимая меня, ревущую в голос. Я чувствую, как намочила ему рубашку на плече… Он не на сборах? Где он?
Но я не могла произнести ни слова.
– Из-за чего поссорились хотя бы? – он отводит мои волосы, силясь заглянуть в лицо.
– Мы не поссорились… Я… Лёня в Чечню уехал… воевать… – я пролепетала, подняв глаза на него.
– Почему?.. Сам? Или?.. Почему он поехал?.. – недоумение сделало его лицо даже бледным. – Подожди… Я не понимаю, как его могли взять?!..
– Он сам! Он сам! Сам! – вскричала я в отчаянии. Надо всё сказать ему, пусть знает, до чего довела Лёню его милая «Лула-Мэй»… – Из-за меня! От меня! я…
– Что сделала-то?.. Вы же… О, Боже… – дядя Валера побледнел ещё больше, обмер даже, понимая, наконец… сразу оценив масштабы моего преступления… и ничего не стал расспрашивать больше.
Я приехал, чтобы отвезти Лёлю на дежурство, я делал так всё время, я каждый день должен был видеть её, и я чувствовал, что это нужно и ей, чтобы я появлялся ежедневно. Я отвозил её на дежурства, я встречал её по утрам, отвозил домой, в общагу, опаздывая на работу, вызывая уже недоумение и гнев моей заместительницы, ведь за все годы за мной такое не водилось. В дни, когда Лёля свободна, я стараюсь освободиться пораньше, чтобы провести вечер с ней вдвоём, что тоже приводит Галину Мироновну в сердитое расположение.
Вот и сегодня, по обыкновению, я приехал сюда, поднялся сегодня на лифте, его включили неделю назад, но я и так не замечал подъёма по этой узкой, бесконечной лестнице, по которой навстречу спускались молодые, а иногда и не очень молодые люди в тапках и домашней одежде, с кастрюлями нередко…
Дверь была не заперта, Лёля оставляла открытой, когда знала, что я вот-вот приду. Я не застал её в комнате, зато застал «дядю Валеру»… Он обернулся от окна, у которого стоял, глядя на Москву, как на ладони лежащую перед глазами. Увидев меня, кажется, не удивился, будто предполагал, поджидал даже:
