Не было, конечно, у меня диска. И Мила полезла в сумку, висевшую под ручкой у коляски.
– Сейчас… Думала, послушаю, если Олег не придёт сегодня. Он парень хороший, жена стерва…
– Жёны всегда стервы, – усмехнулась я.
– Это точно. Кроме нас, правда?
– Да, мы суперстервы! – усмехнулась я.
А Мила тем временем достала плеер, вынула диск и переложила в плоскую коробочку:
– Держи, жаль, тебя не было на презентации, мы веселились отменно. Эта Лёнькина Оля, конечно… Но, как говорится, не мы выбираем девушек нашим друзьям, верно? Люське тоже не понравилась.
– Они… Они живут вместе? – дрогнув, спросила я, разглядывая обложку, на ней какая-то готическая горгулья и название альбома и группы. Альбом они назвали «Смерть – невеста»
– Кто? Лютер и эта Оля? Да кто знает? Спрашивать не будешь же… Она же не подружка мне как ты, это тебя я могу спросить обо всём, а эта девица… – Мила помолчала, подбирая слово: – Не нашего круга, как говорится.
«Теперь вашего…» – подумала я, но говорить не стала ничего, я не в силах продолжать разговор о Лёне. Поэтому я спрашиваю Милу о работе, с лета она проходит интернатуру по эндокринологии. Она шутит, что профессор Потёмкин не зря тройки ставил, научил уважению к предмету.
– Хотя ты знаешь, довольно скучно, высчитывай дозы и…
Дальше мы болтали об эндокринологии и акушерстве, смеялись над малышами, затеявшими неловкую возню-битву за лопатку. Звонок сотового прервал нашу беседу. Это Кирилл. Я ответила, отойдя на пару шагов:
– Ты куда пропала? Я тут… Господи… испугался, честно говоря…
– Прости, Кирюшенька, я… я сегодня опоздала, не приду. Извини, что не позвонила раньше. Давай завтра? В это же время?
Я вижу, что Милин кавалер мнётся, поглядывая на нас.
– Ладно, Милуша, я пойду, пожалуй?
– Приходи, я каждый день тут в это время.
Мы с Милой поцеловались, и я отправилась обратно на Садовое кольцо, чтобы меньше чем через час добраться до дома. Интересно, Игорь пришёл уже?..
Но не успела я подумать, что же купить и приготовить на ужин, как возле меня остановилась машина и меня, втолкнули в неё, грубо наклонив, почти пинком.
В затенённом салоне на заднем сиденье уже сидит какой-то здоровенный человек, а второй, что толкал сзади, притискивает меня с этой стороны. Наконец, я попробовала закричать, но мне зажали рот сзади, и стали лапать грубыми заскорузлыми руками, царапая шелка и кашемир моих одежд и белья, добираясь до кожи… Я взялась драться, размахивая руками, не позволяя хватать себя, хотя рук у них так много, но сейчас сильнее я. Я вывернулась и укусила ладонь, которая зажимала мне рот, громадная солёная жёсткая лапа…
Укушенный взвыл и схватил меня за волосы, отогнув назад так, что странно, что не оторвал голову:
– Порву, сука! – прорычал он мне в ухо.
– Успеешь ещё, Ковыль, – Захарчук повернулся с переднего сиденья.
И смотрит на меня всё с той же ухмылочкой, с какой приходил в прошлый раз.
– Добрый вечер, Елена Николаевна, – он мерзко улыбнулся. – Сейчас мои ребята потешаться с вами, чтобы вы стали попонятливее. Их трое, все крепыши… – и, меняя тон с елейно-тошнотворного на свистящий злобный продолжил: – Играть вздумала с нами, б… медицинская?! Почему мы ничего не слышим которую неделю?!
– Откуда… мне знать?.. – задушено проговорила я. – Я… на все пиджаки его… и в ма…в машине… в обеих, – я морщусь, волосы, вырываясь, по одному в пальцах пахнущего потом, гадким одеколоном и машинным маслом укушенного, причиняют боль…
