Миллениум - страница 17



Дама из декораций дореволюционного фильма действительно выполнила свою привычную работу. Монета с заточенным, как лезвие бритвы, краем, которой похитительница профессионально разрезала сумку, была сразу выброшена, а паспорт с деньгами тотчас переданы подельникам; пошлина полицейскому, не раз встречавшему ее при тех же странных для обывателей инцидентах, была доставлена уже вечером и разделена в участке, естественно, не забывая о доле, положенной начальнику. Паспорт же в настоящее время лежал в кармане одного из трех мужчин крепкого телосложения, облаченных в черные кожаные куртки. Все трое ехали не торопясь за автобусом на дорогой машине, и судьба ее уже принадлежала им; и была ее участь, мягко говоря, не очень завидной.

В кармане другого, – бывшего ветеринара, – лежали ампулы со снотворным. Лихие люди ждали только сообщение по новомодному устройству – пейджеру, – чем-то напоминающему пажа, что носит секретные письма. И через это устройство бандиты держали связь с успешными дельцами нового склада, у которых человеческие органы торговались так же бойко, как эти самые аппараты, с той лишь разницей, что покупка последних не требовала определенной группы крови. Если та не совпадала с потребной, что могло с первого взгляда показаться как счастливый случай, – «счастливым» данное обстоятельство можно было назвать с большим трудом, потому что жертва, как правило, попадала в притон.

Настала эпоха прохиндеев!

Настала замечательная пора для всякого рода проходимцев, тунеядцев и прочего сброда. Это был их черед, и это была их страна! Мошенники всех сословий, бандиты и головорезы, продажные чиновники и вся остальная мелкая шушера – нашли для себя «землю обетованную» и жили в полном благоденствии и процветании. Эти трое в машине, будь возможность перенести их лет на двадцать в прошлое, и учитывая их энергичный и решительный характер, несомненно были бы передовиками производства, или умелыми хирургами, или знатными сталеварами… Но смута открыла более легкие пути к достатку, социальному уважению и претворению в жизнь своих природных задатков. А если эти новые сферы деятельности несколько расходились с моралью, так мораль, очень часто, это то, что диктует толпа; а толпу, как оказалось, так же просто обвести вокруг пальца, как отдельно взятого индивидуума, каким бы нравственным и просвещенным индивидуум не был.

Одурачить умного, между нами говоря, гораздо проще чем дурака, потому что только первый готов верить в невероятное, тогда как второму – подавай лишь очевидное; чтобы поверить в обман нужно иметь хоть толику воображения, чего дураки к счастью напрочь лишены.

Воспитание

За окном сонно проплывала ночь. ОНА стояла понурая, слушала жалобные стенания своего сердца, несуразный разговор двух пассажиров, и местами негромко постанывала.

Эти двое, сидевшие впереди, – мужчины лет сорока-сорока пяти, судя по запаху, специфической манере речи и другим не косвенным приметам, были изрядно пьяны. Один казался немного постарше, краснощекий и дородный; второй – моложе и тощий. Какое-то время они еще разговаривали – во всяком случае, делали попытки наладить хоть какой-нибудь диалог.

В салоне звучала музыка, несмотря на поздний час. Водителя клонило в сон, и ему было безразлично мнение остальных, ведь в своем автобусе шофер был «царь и бог». «Оказывается, слово «хамство» – присутствует не во всех языках, – припомнила ОНА, отложив мучительный круговорот тягостных раздумий. – Наш, к сожалению, не исключение!»