Миллиардеры Ривьеры. Жизнь и нравы самых богатых и знаменитых на курортах Лазурного Берега Франции - страница 2

Сосновые леса, море, горы, казино и особняки, яхты и икра, покер и джокер помогают миллиардерам Ривьеры забыть об их бедах. Ситуация в экономике только заставляет их быть еще более сдержанными и осторожными. Даже самые болтливые замолкают, даже самые большие экстраверты замыкаются в себе как устрицы в раковине. Но они ждут лучших дней, и они все там же! На этой территории, где находятся примерно 31 176 скромных французских налогоплательщиков, облагаемых налогом солидарности на состояние[10], от Монако до Сен-Тропе и до гор Альпилл и Люберона (Альпиллы и Люберон – горные цепи на юге Франции. – Пер.) деньги элиты не пахнут. Точнее, у этих денег есть не запах, а лишь легкий аромат беззаботности, мечты, каприза или наглости, скандальной эксцентричности – того дерзкого хвастовства, которого со временем становится все меньше в этих жизнях из массивного золота. А иногда это аромат любви к риску или великодушия.

Лето 2009 года на Мысе. Борис неохотно покидает смятые за ночь простыни из шелка диких шелкопрядов. Со своей «самой большой в мире» кровати площадью 8 квадратных метров, из красного дерева, способной поворачиваться на 360 градусов и при желании владельца наклоняться, он окидывает взглядом Средиземное море, а потом медленно идет в ванную комнату. Она отделана каррарским мрамором такой чистейшей белизны, что смотреть на него утомительно. Борис подставляет лицо под струю прохладной воды, которая течет из крана, покрытого листовым золотом высокой пробы, потом спускается вниз и усаживается на террасе, продолжением которой служит наполненный до краев бассейн.

Он бросает быстрый взгляд на часы «Ролекс» из золота и платины, которые вырвал за 20 000 евро на благотворительном аукционе в поддержку борьбы против плохого обращения с детьми. До того как к нему приедет Владимир поговорить о делах, остался еще час. Ожидая гостя, Борис делает несколько звонков. Полученные новости его не успокаивают. Его советники словно сошли с ума и не отрывают глаз от зеленых экранов главных биржевых площадок. Его активы то падают, то поднимаются, как волчок «йо-йо» на веревочке. Индексы играют на его нервах. Ему нужно быть начеку.

Его ум не может сосредоточиться, мысли скользят с одного предмета на другой, и у него болит спина. «Этот жалкий тип снова помнет мои растения ветром от винта своего „Алуэтта“ („Алуэтт“ – марка вертолета. – Пер.)…» – думает он.

Ах, цветники! Поддерживать в них порядок – его единственная настоящая радость. Борис улыбается. «Как красивы вон те розы», – думает он. И вспоминает, как пять лет назад летал за ними в Южную Африку. Эту страстную любовь к ботанике он разделяет с шестью садовниками, которые все дни проводят в работе – выпрашивают где-нибудь редкие растения и поддерживают цветовую гамму на клумбах, которые так дороги их хозяину.

Но вернемся к Владимиру. Три года назад он на два дня испортил Борису удовольствие от купания, когда пожелал, чтобы в бассейн бросили живых омаров и потом каждый из гостей – а там были африканский министр и несколько нефтяных принцев – сам ловил себе омара и жарил его на углях, которые разжег повар-пакистанец Мохамар.

Восходящее солнце блестит на хромированных деталях «феррари-тестароссы» его младшего сына. Машина въезжает в ворота с дистанционным управлением, за которыми наблюдают глаза трех верных и бдительных сторожей – вращающихся камер. Таких камер вокруг владения Бориса расставлено около пятидесяти, а площадь этого владения примерно 14 гектаров, и оно тянется до Средиземного моря. Эти устройства связаны с залом управления, и там двадцать четыре часа в сутки люди Бориса – бывшие специалисты секретных служб – изучают поступающие с камер изображения. «Безопасность – действительно последнее, о чем надо волноваться!» Сын Михаил уезжает…