Кира молча открыла шкаф и достала длинное трикотажное, мышиного цвета платье. Людмила Борисовна некоторое время собиралась с мыслями, потирая виски кончиками пальцев, и конечно она вспомнила про то красное с декольте, которое дарила дочери на Новый год.
Пришлось Кире признаться, что в ту же ночь она прожгла его сигаретой.
– Боже мой, Кира… вот покупай тебе хорошие вещи!
– Я же не нарочно.
– Ладно. Иди так, а то опоздаем, – Людмила Борисовна вырвала из рук дочери серое платье, бросила на кровать. – Скажу, что ты едешь с дачи. Не успела переодеться.
Машина не заводилась. Людмила Борисовна раз пять безуспешно пыталась тронуться с места, поворачивая ключ зажигания и делая умоляющее лицо, но ни то, ни другое не помогало.
Это когда-то безотказное транспортное средство она получила в дар от дочери, как только та устроилась работать кассиром. С одной стороны, в машине дочь больше не нуждалась, так как ее работа теперь находилась рядом с домом, с другой – отдавая машину, Кира отчасти облегчала свою совесть, отягощенную обманом, потому что мать до сих пор ни сном ни духом не ведала, как низко скатилась по карьерной лестнице ее дочь.
Как ни странно, едва за руль села Кира, «ауди» послушно тронулась с места.
– Что-то мне волнительно. – Людмила Борисовна достала из сумки фляжку с коньяком. – Будешь?
– Мать!
Оказалось, институтская подруга Людмилы Борисовны жила, говоря ее же эпитетами, в весьма приличном доме. В просторном подъезде у окна зеленели фикусы. По лестнице уносились ввысь две вычищенные ковровые дорожки. В лифте пахло английской розой. Здесь Людмила Борисовна снова приложилась к фляжке и протянула дочери:
– Хоть немножко выпей. А то испугаешь всех своей кислой физиономией.
Кира сделала глоток, Людмила Борисовна употребила все, что осталось.
– Лимончиком закуси. – Она достала из сумки комок фольги. Аккуратно развернув его, протянула дольку Кире. – И цедру разжуй. А то скажут – я дочь-пьяницу привела.
Сама она, скривившись, тоже старательно разжевала цедру.
– Кстати, я сказала, что ты пишешь докторскую.
– Зачем?
Вместо ответа Людмила Борисовна показательно закатила глаза.
Дверь отворила невысокая миловидная женщина. Звали ее Алла. По ее восторженной реакции Кира поняла, что понравилась ей с первого взгляда.
Гостей пригласили в гостиную, оказавшуюся просторным залом в викторианском стиле, с тремя огромными окнами, с камином, канделябрами, английскими пейзажами на стенах и мебелью красного дерева. В центре гостиной на столе все было готово к праздничному чаепитию. Людмила Борисовна удивленно озиралась по сторонам.
– Может, сбежим? – шепнула Кира ей на ухо.
– Дочь моя, – мать расправила плечи, – мы этого достойны!
В этот миг боковая дверь распахнулась, и в гостиную вошел молодой мужчина в тонком темно-синем свитере и джинсах.
К разочарованию Киры, он оказался полной противоположностью красавца Огюста Бертена. Совершенно не красив лицом. Чудилась в посадке глаз странная диспропорция. Губы были очень тонкие, а светло-русые волосы легкомысленно вились. Длинная кудрявая челка придавала ему вид независимый и молодцеватый. Сложен он был гармонично и держался уверенно.
– Петр, – представился он, глядя приветливо и спокойно.
– А вот и Петр! – воскликнула Людмила Борисовна, вдруг преобразившись. – Я помню вас младенцем! Без зубов вы съедали баранку!.. Какой на вас милый свитерочек. – Она протянула руку с намерением его пощупать. Коньяк уже оказал на нее свое магическое воздействие. – О, мохерчик!
