Ничего в спальне не указывало на то, что я немного не в себе и веду странное расследование. Белые кирпичные стены, полка с моими любимыми книгами и ночной столик, такой, какой часто показывают в кино – с лампочками у зеркала, и на него приклеена моя единственная фотография, где я с папой в обнимку. Все свои находки и догадки я хранила в компьютере, хотя порой так и хотелось расклеить вырезки из газет по стенам, завести маркерную доску и забросать пол книгами о сверхсуществах, как в каком-то сериале о маньяках-убийцах. Эрвин мне как-то предлагал так и сделать, но я нуждалась в мобильности, и захватить ноутбук было легче, чем собирать хлам по комнате.
– Но компьютер могут украсть, – как-то пытался испугать меня Эрвин.
Да, могут, но не украдут.
Я открыла новый документ, и пальцы застучали по клавишам, отображая сегодняшнюю ночь в предложениях. Я подробно описала Нину и, так уж и быть, не забыла упомянуть её сверкающие глаза, которые до момента нападения были совсем уж чёрными. Когда дошла очередь до словесного портрета Клифа, я задумалась. На моё собственное удивление, его внешность отпечаталась в памяти так хорошо, что я смогла бы свободно нарисовать его. И недолго думая, я направилась в гостиную-кухню. Пусть прошло всего две недели с переезда, но за это время я успела превратить самую большую комнату в мастерскую художника, ведь своими картинами я и зарабатывала себе на жизнь.
Вся мебель в гостиной части была укутана плёнкой, чтобы не было случая запачкать её красками. Кухня же сверкала белоснежной чистотой. Я любила готовить, и у меня всегда была слабость к вычищенным полочкам и раковинам. У окна, рядом с креслом-качалкой, спокойно ждал мольберт. Я давно не рисовала, и все мои принадлежности хранились в закрытом шкафу. Даже мусорное ведро было свободно от перчаток и платков. В комнате тоже когда-то были белые стены, но Иви – хозяйка квартиры – не была против, если я разрисую их. Пока дело ограничилось разноцветными брызгами. До грандиозной «эпопеи» руки пока не доходили.
Я достала чистый холст, масло, палитру и принялась за работу.
Стук в дверь вырвал меня из транса. Я поняла, что уже долго стою и смотрю на готовый портрет, на ледяные бело-голубые мазки, на идеальный профиль в чёрной шапке. Я и не заметила, как закончила, и как день плавно перешло к вечеру.
– Я знаю, что ты дома!
Спохватившись, я положила палитру и кисть на застеленный диван и, вытирая ладони о полотенце, поспешила открыть. Но на полпути замерла. Эрвину не понравится, когда он увидит портрет. Но с другой стороны, он ведь не знает, кого я нарисовала, и можно будет просто сказать, что взяла этот образ из головы.
– Иду! – отозвалась я.
Коридор был единственным неосвещённым солнцем местом. Я зажгла бра и распахнула дверь.
– Ты рано вернулся…
Я замолчала. На пороге стоял не Эрвин. Совсем не Эрвин.
Одетый во всё чёрное, как какой-то закоренелый бандит в тёмной шапке, на меня смотрел Клиф, собственной персоной. Я словно язык проглотила. Рот открылся, но ни звука не вылетело.
– Здравствуй.
– Что?.. Как? Что ты тут делаешь? – сумела выдавить из себя я.
При дневном свете он выглядел немного иначе. На фоне его тёмной одежды лицо казалось болезненно-бледным, но самое удивительное, это нисколечко его не портило. В клубе мне не удалось рассмотреть цвет его глаз, зато сейчас с удивлением обнаружила, что они серо-голубые, точь-в-точь как цветовая гамма моего портрета.
