– Темнит Галина, – шепнула мне тетушка, когда ликер был выпит и хозяйка удалилась за добавкой.
А Марфинька, божий одуванчик, восторженно заметила:
– Такие они милые – эти Требушинские! Мне очень нравится у них бывать, – и удалилась в угол, занятый огромным старинным зеркалом в массивной деревянной раме.
Зеркало было мутное и потому волшебное. Морщины и прочие несущественные детали внешности оно не отражало, и Марфинька в нем смотрелась именно той, кем себя ощущала: богиней утренней зари.
– Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос[3], – негромко процитировала я по случаю.
Мне редко доводится продемонстрировать знание поэзии Гомера, нельзя упускать такую возможность.
– Ложе покинул и царь Менелай, вызыватель в сраженье, – моментально откликнулась тетя Ида.
Я уважительно кивнула: мало кто цитирует четвертую песнь «Одиссеи», обычно ограничиваются второй. Они обе, чтоб вы знали, содержат ту строчку про Эос, но продолжение следует разное.
«Царь Менелай, вызыватель в сраженье» явно проассоциировался у тетушки с генералом Федоскиным, хотя тот ложе не вполне покинул – переместился со спального на смертное.
– Что бы там ни украли, это имело отношение к Фердинанду, – уверенно сказала тетя.
– Вынесли их практически одновременно, – кивнула я. – Фердинанда и что-то из его сейфа.
– А Галина, возможно, и вправду не в курсе, – продолжила тетя. – Благоверный ее был просто помешан на секретности. Даже странно, что она знала о существовании сейфа.
– Узнаешь тут, когда в стене дыра и дверца нараспашку, – проворчала незаметно подошедшая генеральша.
Я посмотрела на нее с сочувствием. Реально тяжелый денек у бедной женщины выдался! Хотя внезапно обнаружить потайной сейф совсем не то же самое, что вдруг увидеть пустую сквозную пробоину. В сейфе же наверняка было что-то ценное. Какая-никакая, а компенсация за нервные переживания.
Очень хотелось выяснить, что же там нашлось-то, в сейфе, во всех смыслах внезапно открывшемся, но тетушка, угадав мои мысли, покачала головой: не надо, не спрашивай. И в самом деле, объяснить такой наш интерес было бы трудно.
Мы выпили еще по рюмочке ликера. Вернувшаяся к нам Марфинька попыталась выспросить у Галины, как дела у многочисленного семейства Требушинских, всех мифических представителей которого она помнила поименно, но Федоскина не захотела играть в эту увлекательную игру и дала понять, что нам пора удаляться. У нее были назначены в дорогой частной клинике какие-то лечебные процедуры для поправки морального и физического здоровья, из чего я заключила, что следовать за мужем жена не собирается, планирует еще жить-поживать.
Вот точно в сейфе было что-то ценное, без средств к безбедному существованию вдовица не осталась.
Удивительное дело: за время нашего отсутствия диспозиция будто и не изменилась: Ирка и Волька все так же сидели за столом. Подруга невозмутимо трапезничала, а кот напрасно испепелял ее огненным взором – куда до него джедайскому мечу.
– Вы что же, с утра не вставали с места? – удивилась я, распахнув дверь и любезно пропустив вперед тетушку.
Боря, который нынче Жоржик, повез Марфиньку в ее родные пенаты, а мы вернулись на Петроградку.
– Мы-ы, мы-ы! – противным голосом неисправимого кляузника заныл Волька, бухнувшись со стула к ногам хозяйки.
– Мысли не допускаешь о том, что я не дам тебе… Чего я ему не дам? – Тетушка, снимая шляпку у зеркала, оглянулась на Ирку.
