Ему нужна Ольга! Интеллигентная, образованная, привлекательная и без пяти минут… миллионерша. Пусть только кто-нибудь посмеет сказать ему, что все дело как раз в этих самых ее миллионах, пусть только попробует. Это не так! И он только сегодня, кажется, созрел для того, чтобы это понять и утвердиться в этой мысли окончательно. В тот самый момент, когда разминал в пальцах тот злополучный финик. Когда смотрел невидящим взглядом на злосчастные сушки и отхлебывал пахнущий полынью чай. Ее тонкие изящные пальцы, которые даже в жару оставались холодными, порхали над столом и все сбивали его с толку. Потом ее пальцы нежно гладили его кожу и снова сбивали с толку. Ни нежности ее, ни заботы не хватило на то, чтобы он прозрел. А вот Лизкина необузданная ярость мгновенно привела его в чувство.
Ольга и только Ольга! Как это она сказала так умно?.. Дескать, достигнув того, к чему стремился, он не обрел того, чего желал?! Именно!!! Именно, умненькая ты моя, чистенькая Оленька! Желал он совсем не того, к чему стремился. Совсем не того! Но теперь все, все будет по-другому. Теперь у него снова есть Ольга. А уж она-то вмиг разберется, к чему и какими путями ему надо стремиться. А Лизка пусть идет к черту!!! Три ха-ха!!! Пусть плодится и размножается. Того состояния, что они успели сколотить, на десять его отпрысков хватит. Пусть пользуется, он не жадный. Ему хватит того, что преподнесет ему его Оленька в качестве приданого. А она преподнесет, Любавский был в этом уверен.
Существовала, правда, одна проблема, которая могла стать небольшой заминкой на пути к их общему совместному счастью, которое он не сумел оценить несколько лет назад. Тот парень в подземном гараже… Он мог стать проблемой, но… ведь не его же проблемой, а Олькиной. А она со всем разберется. Ну, а уж когда разберется, тогда и его время придет. Он терпеливый, он подождет…
Дом, где жила Ольгина подруга Ксюша, стоял в окружении старых-престарых лип, которые в ветреные дни переплетались обезображенными временем ветвями и надсадно скрипели вековыми стволами, упакованными в изъеденную насекомыми кору, словно в проржавевшие латы.
Ксюша липы эти не любила. Солнца в ее окна не пропускали. В ненастье стучали артрозными сучьями по окнам, норовя разбить хрупкое стекло. И пусть сегодняшним утром ничто это самое ненастье не предвещало, Ксюша тем не менее взирала на деревья с неудовольствием.
– Насажал дурак какой-то, – буркнула она, поздоровавшись с Ольгой и хмуро оглядывая липовые насаждения. – Сырость от них одна. Теперь вот листву сгребай из-под окон.
Листвы под окнами уже не было. Грянули морозы, которые в один миг сдирали с деревьев их тревожно перешептывающееся убранство. Листья давно сгребли, но Ксюша все равно брюзжала. Так сказать, напоследок…
– Привет, Леля, – солидно поприветствовал Ольгу Михаил и тут же сунул ей в руку свою лодочкой сложенную ладошку. – Ты не на машине? Опять сломалась? Идем пешком, пошуршим…
Оставив замечание «не на машине» без комментариев, тем более что Ксюша не обратила на это никакого внимания, Ольга тяжело вздохнула. Пошуршать на Мишкином языке значило идти пешком, а не ехать на автобусе, останавливаться у каждой кучи листьев, сметенной с тротуаров дворниками, с разбегу впрыгивать в самую серединку куч и отчаянно болтать там ногами, заставляя листья вспыхивать потускневшим золотом и шуршать прибойной волной. А это… а это, как правило, грозило ей опозданием.
