Милый дом - страница 27
Когда его губа перестала кровоточить, я передала ему бутылку воды.
– Ополосни рот, Роум. Вряд ли кровь приятная на вкус.
Он словно робот взял бутылку и выполнил мои указания. Я присела рядом с ним на землю, облокотившись о дерево. Я ничего не говорила, боялась сделать только хуже, но и не хотела оставлять его в одиночестве.
В конце концов он расслабился и уставился куда-то вдаль. Я не могла больше выносить это напряжение и, видя, что Роум нуждается в утешении, наклонилась и взяла его здоровую руку в свою. Он взглянул на наши сплетенные пальцы и еще ближе прижался к моему плечу. Я знала, что у нас есть нерешенные проблемы, особенно после нашего… что бы там ни было в коридоре, но сейчас я могла думать только о том, как поддержать его, потому что он в этом нуждался.
Наконец, после, казалось, вечности, Ромео заговорил:
– Привет, Мол.
– Привет тебе.
– Как много ты видела?
Я опустила голову на его плечо, уловив, что у него сбилось дыхание.
– Достаточно.
Он откинул голову, прислонив к коре дерева, и закрыл глаза.
– Что это за мужчина из «Бентли»?
– Мой папочка.
– Твой отец? – в крайнем изумлении переспросила я.
Роум снова опустил голову, избегая смотреть мне в глаза. Я не понимала почему: то ли от смущения, то ли от унижения.
Снова воцарилась тишина.
– Ты в порядке?
Он напрягся и тоскливо на меня посмотрел.
– Нет.
– Ты хочешь поговорить об этом?
Он решительно покачал головой.
– Он часто тебя бьет?
– Чаще не удается, – пожав плечами, хмыкнул Ромео. – Ему не понравилось мое поведение, он позвонил, назначил мне тут встречу и… ну, остальное ты видела.
Я поменяла положение и села к нему лицом.
– Что такое произошло, что он тебя ударил?
– Деньги, разочарование, непослушный сын. Как обычно. Но он никогда не заходил так далеко на публике. Еще не видел его настолько взбешенным.
– Но ты же его сын! Как он может так с тобой обращаться? Что, черт возьми, ты сделал, чтобы заслужить удар?
Ромео сидел с поджатыми губами и явно не собирался ни отвечать, ни обсуждать случившееся. Я снова взяла его за руку, и он сжал мою ладонь.
Парень выглядел таким потерянным, его обычная суровость спала, обнажая уязвимость. Мне нужно было срочно сменить тему.
– Как прошла игра в Арканзасе?
От перемены темы разговора на его лице промелькнуло облегчение.
– Мы победили. Но не моими стараниями.
– Неудачная игра?
Он облизнул губы и потрогал пальцами свежий порез, затем поднял валявшуюся ветку и сломал ее.
– Долбаный кошмар, а не игра.
– Ну, ты всего лишь человек.
– Никогда в жизни у меня не было такого плохого начала сезона. Мой выпускной год, тот, в котором я выставляюсь на драфт, и все это полетит в чертово помойное ведро.
– Почему все так плохо?
– Потому что я не могу сделать ни один пас. Я подвожу команду и болельщиков. Мои родители и Шелли ни за что не отвалят – ты только что была свидетелем настойчивости моего отца в этом вопросе. Шелли же присосалась ко мне как пиявка, сильнее, чем обычно, и мне постоянно приходится с ней цапаться. У меня голова кругом идет: я не могу ни заснуть, ни сосредоточиться, а мысли об одной англичанке не дают мне покоя каждую ночь. Каждую долбаную ночь. Она преследует меня во снах.
Он притянул наши руки к своей небритой щеке и провел ими по жесткой щетине.
– Да, я тебя понимаю, – прошептала я, наблюдая, как мои пальцы скользнули мимо его рта. У меня перехватило дыхание от его признания.
– Я постоянно думал о нашей последней встрече, пока меня здесь не было. – Голос Роума был почти неслышен, как будто он исповедовался в совершении страшного греха. Он, казалось, нервничал, в чем еще не был мною замечен. Полагаю, симпатия к девушке стала целым открытием для короля бессмысленного секса.