Мимолетное чудо… - страница 12



Я, понимая, что, хоть он и во всем прав, ни за что не хотела сдаваться, поэтому нападение все-таки показалось мне лучшей защитой:

– Вы сами во всем виноваты!

– Ага? – он удивленно хмыкнул. – Так, так, так… Даже интересно?

– Если бы не появились так неожиданно, то ничего этого бы и не случилось!

Он миролюбиво поднял вверх руки:

– Все, сдаюсь. Давайте мириться, а?

Я молчала. Он протянул руку:

– Ну, мир?

– Мир. – И какая-то дурацкая, предательски счастливая улыбка осветила мое лицо.

Он сделал вид, что этого не заметил (или точно не заметил?) и предложил:

– Так что? Может быть, познакомимся? Меня зовут Алексей, а вас?

Даже прежде чем я успела подумать, мои губы предательски заспешили (или это точно, что язык мой – враг мой?):

– Ольга.

Он был очень хорошо воспитан:

– Очень приятно, Ольга. – Но, не сдержавшись, опять хитро улыбнулся: – Слава богу, что я вас не раздавил, а ведь мог настпупить, не заметив…

Моя злость куда-то улетучилась.

Вот чудеса! С ним оказалось легко, весело и очень просто.

И меня понесло, понесло, понесло…

* * *

Я влюбилась сразу и безоговорочно! Этот вечер стал лучшим в моей до сих пор спокойной и размеренной жизни. Еще ничего не случилось. Но я уже жила ожиданием чуда, и все мое естество трепетало от того, что называют «предчувствием любви». Душа пела и рвалась куда-то ввысь…

Боже мой, а я ведь и не знала до сих пор, что так бывает!

Надо же…

День 4-й

Василиса Премудрая подозрительно присматривалась ко мне все следующее утро. Наконец, ее легендарная вековая премудрость, в конец задавленная обычным женским любопытством, сдала завоеванные позиции и позорно капитулировала:

– Оль, ты вот скажи мне, чего это ты вчера вечером все уснуть не могла? А?

Я, сосредоточенная на своих внутренних ощущениях, совершенно не хотела делиться ими ни с кем:

– Да что-то голова разболелась… Да так, ничего серьезного.

Нина Петровна скептически кивнула:

– Ой, девонька! Уж я повидала жизнь и с изнанки, и с наружи… Какая уж тут голова!

Очень удивленная тем, что у жизни, оказывается, есть и неведомая мне изнанка, я заинтересованно подняла голову:

– Да что вы? Ну и темно же там, наверное?

Соседка бестолково округлила глаза:

– Где?

Я спокойно взглянула на нее:

– Ну там… в изнанке.

– Что? – Нина Петровна побагровела. – Что ты мелешь?

– Да вы же сами только что сказали, что и с изнанки жизнь повидали…

– Ну, знаешь, – от досады и злости соседка даже присела на кровать, – тьфу! Добра же хотела…

В общем, наши комнатные баталии, подогреваемые ее бабьим любопытством и острым желанием поучить меня, молодую да бестолковую, развивались, как и положено, динамично и однозначно.

Но меня это совершенно не волновало.

В моей жизни появилось нечто большее, чему я еще не знала названия, но это «что-то» внезапно сделало мою довольно скучную и размеренную жизнь яркой, бурной, чувственной и страстной. Я вдруг захотела хорошо выглядеть и весь день тайком от слишком говорливой соседки разглядывала свое лицо. До сих пор все окружающие считали меня «чрезвычайно хорошенькой», как выразился как-то мой закадычный друг и бывший одноклассник Семка. И я, стыдно сказать, верила этому безоговорочно. Да и к чему лукавить? Я и сама себе очень нравилась… А что? Рыже-медные волосы, редкие, светлые веснушки, словно солнышки, большие серо-зеленые глаза – красотка, да и только! Но сегодня я, глядя на себя в большое зеркало в ванной комнате, сердито показывала своему отражению язык и свирепо шептала: