А вот до Петра Сильвестру так добраться не получилось. И теперь вот приходится наблюдать, как этот молодой Нарышкинский выкормыш будет рушить то, что с таким трудом строили долгие годы ученики Симеона. Ну, посмотрим, что скажет Софья. Может ещё не всё потеряно, и Магистр всё-таки ошибается? Хотя он никогда ещё не ошибался!
…
Сильвестр Медведев ехал в Троицу один. Ему даже сопровождения нормального не дали, кроме возничего и двух стрельцов. Не хотела Софья братца тревожить, показывая ему свою сильную озабоченность их темой. Мол, приедешь один, поговоришь приватно, объяснишь неразумному, что для его же блага она на себе готова и дальше крест тяжкого государства правления нести. А ему же и дале можно будет в игрушки свои играть да развлекаться, как пожелает. Ну чего ему не сидится в своём этом Преображенском? Она тут уже семь лет, как проклятая, на благо России все трудится, молится пред Господом заступником не жалея себя, ну зачем ему всё это?
– Ага, прям рабыня на галере, – фыркнул Ибрагим, сидящий рядом с царём за столом, и Петр посмотрел на него, нахмурив пышные брови.
– Дай, договорит, потом уже обсуждать будем, – он опять перевёл взгляд на Медведева, с укором смотрящего на перебившего его арапа. – Продолжай, – Пётр кивнул, – зело складно речи ведёшь. Вдруг, мы чего нового услышим.
Историограф и философ Сильвестр Медведев был весьма искусен в ведении словесных баталий, особенно на почве теологии, и прекрасно владел демагогией и риторикой. Потому и послала его царевна одного. Кто, как не её учитель может как надо братца уболтать? А тут этот чёртов арап со своим грязным языком в беседу с царём лезет!
– Извини, государь, что не посмел речи сестры твоей переиначить и донёс их до тебя в точности. Не пойму я токмо, чему твой слуга радуется? И почему в беседу нашу он встревать решил? Али я с ним разговор вести должен, а не с тобой?
Царь начал краснеть. Его только что вот этот … на место поставил, одной своей фразой. Мол ты тут царь, али вошь безмолвная, что за тебя всякие псы, рядом сидючи тут, брехать будут?
…
– Ибрагим мне не слуга, а советник добрый, и во многих делах наших он голос имеет большой.
– Так это верно, мыслю я, когда по делу он речь ведёт. А коли слова сестрицы твоей хаять и осмеянию предавать, то сие есть неподобающе. Уволь, государь, слушать такое неможно мне.
Петр опять посмотрел на Ибрагима, который виновато пожал плечами.
– Не про слова царевны и не про её саму я говорил, а про тяжесть доли государевой. Сие есть известная старинная мудрость такая, что, мол, государь, аки раб на галере, не щадя себя, ежеденно и еженощно ведёт корабль отечества по бурным волнам времени.
«Уффф, выкрутился… Кушайте, не обляпайтесь!» – Ибрагим взглянул на Сильвестра, который как будто лимон прожевал. – «Раунд! Давай дальше, пенёк ты вшивый!». – И потом перевёл взгляд на довольно улыбающегося царя.
– Я, пожалуй, помолчу, если мои слова так ранят слух уважаемого учителя.
Такой толстый намёк на незнание «учителем» таких «известных» древних мудростей. Неуч ты старый!
– Продолжай уже, нечего отвлекаться на пустое, – Петр опять обратился к Медведеву, одобрительно похлопав при этом Ибрагима по плечу. И продолжал улыбаться.
«Чёрт нерусский!» – Сильвестр мысленно выругался и попытался опять настроиться на прежний лад. Если он Петра не убедит, обратно в Москву ему уже возвращаться не придётся.
