Стоя за специальной загородкой рядом с ложей, Рарг внимательно, не отводя глаз и никак не выражая своего отношения к происходящему, наблюдал сражение, ставшее побоищем. За его спиной так же молча стояли и смотрели его парни, все четверо, потому что пятому стало плохо, и он отошёл. Они слышали, как его рвало, но не оборачивались.
Гаор выпрямился и с усилием разжал пальцы. Мёртвая собака – он разбил ей голову о загородку – упала к его ногам. Огляделся. Стояла какая-то странная звенящая тишина, снег был залит кровью, валялись мёртвые собаки и мёртвый голый мальчишка-раб. «Меня что, контузило? – тупо удивился Гаор. – Почему тихо?» Что это было? Он шагнул к трупу и в этот момент услышал. И повернулся на звук к ложе. Мальчишка в инвалидном кресле неуклюже размахивал руками с растопыренными пальцами и тоненько кричал.
– Ессё! Хасю ессё!
Сидевшая рядом с ним женщина поправляла ему руки, помогая попасть ладошкой о ладошку, и радостно кому-то говорила:
– Ему понравилось. Вы видите, ему понравилось.
На неё никто не обращал внимания. Старики о чем-то разговаривали меду собой, и тот, что помоложе, при этом разглядывал Гаора, плотоядно облизываясь. Фордагнайру было откровенно скучно. Какие-то ещё женщины, мужчины…
– Выродки, – как со стороны услышал Гаор чей-то голос, даже не поняв, что это его собственный.
Преодолевая боль – он уже понял, что ранен, но не понял, куда – Гаор наклонился, поднял растерзанное тело мальчика и пошёл к выходу. Он уже всё сообразил и вспомнил, и уходил, зная, что если задержится на этом поле хоть на мгновение, то пойдёт в ложу и будет убивать этих… зрителей, как до этого убивал собак. Он уже видел калитку, когда на поле выбежал плачущий мужчина в камуфляже, с ходу, оттолкнув Гаора, упал на колени перед одной из собак и стал её теребить, целовать в окровавленную морду.
– Король, Король, – звал он собаку. – Очнись, Король.
Перед Гаором раскрылась низенькая дверь, и он шагнул в неё, пригибаясь и разворачиваясь боком, чтобы не задеть о косяк телом мёртвого мальчика, и сразу оказавшись среди кричащих мечущихся людей.
– Сволочь, мразь, ублюдок! – бушевал Фрегор, осыпая пощёчинами стоявшего перед ним навытяжку Мажордома. – Запорю! Ты, сын рабыни! Не смей! Запорю! Здесь, сейчас, раздевайся, ты…
Мажордом прыгающими, распухающими на глазах губами пытался что-то сказать, но Фрегор, визжа, брызгая слюной и руганью, ничего не слушал, требуя сейчас, здесь, немедленно…
– Рыжий мой раб, мой! – орал Фрегор, дёргаясь от невозможности выкрикнуть сразу всё вместе, слова у него путались, наползая один на другое. – Пороть… мой раб, не смей!
Кто-то – Гаор не понял даже кто – властно забрал у него тело мальчика. И краем глаза Гаор поймал, что у трупа чёрные короткие волосы и острый носик.
– Ты, – тыкал пальцем Фрегор в попадавшихся ему на глаза рабов, – ты, ты, порите его, где плети? Плети сюда! Рыжий, ты! Твой удар первый!
«Мне пороть Мажордома? – равнодушно подумал Гаор, и тут же пришло ясное решение – не буду, не хочу, я не палач».
Но сказать он ничего не успел. Сильная рука плотно, но не жёстко взяла его за руку повыше локтя, и голос Рарга сказал:
– Я им займусь.
– А?
Фрегор удивлённо, как внезапно проснувшись, посмотрел на окровавленного Гаора и крепко держащего его за руку Рарга, такого спокойного и даже невозмутимого. За Раргом, как всегда, пятеро его парней, тоже со спокойными, хотя и мрачными лицами.
