Мир империй. Территория государства и мировой порядок - страница 17



. И это с учетом того, что власть, подчеркивал К. Шмит, всегда принадлежит тому, кто определяет политическую реальность и навязывает свою картину мира[115].

Ш. Монтескье в XVIII в., как во II в. до н. э. Полибий и еще ранее Посидоний, преломлял через географический фактор всю человеческую историю. Г. Бокль в «Истории цивилизации» подчеркивал влияние на организацию общества и характер отдельных лиц таких качеств территории как климат и почва, вплоть до утверждения, что они породили многие важные различия между народами. «У совершенно невежественного народа, – писал Г. Бокль, – скорость производства богатства обусловливается только физическими особенностями местности»[116]. Ф. Ратцель создал политическую географию. Политическая география как наука изучает территориальную расстановку классовых и политических сил в связи с социально-экономическими, историческими, политическими, этнокультурными и природными особенностями развития регионов и стран, их районов, городов и сельской местности[117]. Политическая география исследует взаимодействие политических явлений с границами, электоральным поведением и т. д.

В неопределенности границ, которые намеренно не проводятся в виде линии, а поддерживаются открытыми, в виде свободного пространства изменчивой ширины, Ф. Ратцель видел сущность государственных образований у древних народов[118].

Г. Еллинек вообще утверждал, что определение естественных условий и влияния территории составляет задачу не наук о государстве и политике, а физической и политической географии, призванной анализировать не только внешние, но и социально-психологические факты[119]. А по мнению Б. Чичерина, «физические условия, способствующие объединению общества и вызывающие в нем самодеятельность, ведут к представительным учреждениям, и наоборот, условия противоположного свойства служат им всем препятствием», и «образ правления находится в тесной связи с величиною государства»[120]. Ш. Монтескье прямо полагал, что небольшим государствам свойственна республиканская форма, средним – умеренная монархия, в обширных же равнинах, «естественно», водворяется деспотизм[121].

Конечно же, наиболее глубоко и результативно геополитикой занимались в 30-е гг. XX в. в Германии. К. Хаусхофер, признанный лидер немецкой геополитической школы, характеризовал геополитику как учение «о географической обусловленности политики»[122].

Геополитика как «наука о политической форме жизни в жизненном пространстве в ее зависимости от земли и обусловленности историческим движением»[123] выступала одним из краеугольных камней идеологии германского национал-социализма. Германские фашисты не без успеха использовали ее для оправдания своих агрессивных устремлений. Геополитика вошла составной частью в идеологию нацизма, характеризовавшуюся духом слепого повиновения вождю, ненавистью к расовым и политическим меньшинствам, жаждой завоевания и господства, возвеличением немецкого народа и «нордической расы»[124].

Значительную роль и в расцвете, и в кризисе геополитики сыграл расовый теоретик А. Розенберг, всецело служивший нацизму и казненный по приговору Нюрнбергского международного трибунала как военный преступник. Если для Ф. Ратцеля «еще не достигшими культуры или отставшими от нее»[125] могли оказаться народы каждой расы, каждой ступени развития, то А. Розенберг в своей работе «Миф XX века» строит систему расовых ценностей, основанную на идее гения нордического человека. То, что все государства Европы основаны германцами, и государство как таковое является итогом целеустремленно направленного на какую-то цель мужского союза и лишь средством сохранения народа – для него аксиомы