Мир, который ее принял - страница 3

Пытаюсь ее успокоить, прижимаю к земле. Честно, хочется врезать и сказать:

– Раньше нужно было думать, а не строить сейчас из себя жертву обстоятельств!

Придя в себя от слез, она все же открывает секрет, нет, не в оправдание, наоборот:

– Знаешь, я оказалась здесь от полного отчаяния: отец ребенка узнал о малыше перед тем, как я отправилась сюда, попросил сделать аборт. Ему я с ребенком не нужна. Не знаю, как мне жить с этим. Меня посещали самые страшные мысли, по возвращении я собиралась пойти на этот страшный шаг и избавиться от малыша, но сейчас я чувствую всем сердцем, что он должен жить. Это из-за меня на нас обрушилась буря, это мое наказание.

Самое паршивое, в тот момент казалось, что мы с Дашей одни в палатке, так как две наши соседки забились, как серые мыши, и затихли, были напуганы, и им было плевать, у кого какое бремя, они думали только о себе. Уверена, если бы в тот момент прилетел вертолет и в нем было только одно место, они покалечили бы друг друга, чтоб оказаться на борту, никто из них не подумал бы о матери со чадом.

Снова крик из палатки Марго:

– Вы живы?

– Да! Живы! – кричим в ответ.

– Мы начинаем выбираться. Буря стихла. Надо валить! – приказывает Марго.

Понимаем – это наш шанс. Мы начинаем что есть мочи раскачивать собой гору снега, завалившую палатку. Я командую: «Раз-два, раз-два, влево-вправо». После того как сбросили основную часть завала, я повернула к предбаннику и начала расстегивать полог в палатке. Руки сводит от холода, но я не чувствую боли, судорожно срываю молнию – в лицо обрушивается куча снега. В предбаннике на ощупь нахожу лопату, выталкиваю ее наружу, лопата проделывает дыру в снежной стене. Поднимаю голову и вижу протянутую руку Марго. Мы обмениваемся взглядами и понимаем друг друга без слов – медлить нет времени. Марго помогает остальным выбираться из нашего бункера. Я пытаюсь той самой лопатой выкопать хоть какие-то остатки вещей.

Ветер сильный, все сносит, и нам едва удается оставаться в вертикальном положении. Выдергиваем из предбанника полупустые рюкзаки с надеждой хоть что-то забрать. Одну из палаток навсегда пришлось оставить. Темнота, остатки снежных лавин в отдалении продолжают с грохотом падать вниз. Мы в связке с трудом передвигаем ноги, когда не хватает сил держать баланс, начинаем ползти по-пластунски.

Тяжелее всего приходилось Ингриде Платоновне – самой старшей из нас. Она шла замыкающей, и мне приходилось ее подтаскивать за собой. Только и слышала, как она приговаривала, обращаясь ко мне:

– Дочка, ты меня не отпускай, смотри за мной в оба. Здоровье ни к черту, ой помру, не дойду.

Теперь она вызывала у меня жалость.

– Зайцы нынче поскромнее, – проронила я вполголоса. Вспоминала ее холеную, высокомерную улыбку, когда на перроне железнодорожной станции она подшучивала над участницами похода. Ее лицо представлялось мне эдаким белым пионом – такое же округлое, слегка полноватое. Фактурная женщина, и сразу видно – небедная. Ее муж как-то связан с правительственными делами, поэтому дамочка привыкла крутится в высших кругах. Но выглядит она нелепо: зачем-то на затылке черный чепец, прикрепленный невидимками, черные лосины облегают и визуально утяжеляют и без того массивный низ. Поверх драповой куртки повязана теплая шаль. Ингрида Платоновна явно хотела выглядеть стильной кокеткой. Ее высокомерный тон начинал будоражить меня изнутри. Я понимала: ее выкрутасов хватит ненадолго, в определенный момент мне придется ее заткнуть.