Лев перепрыгнул через мертвого Володьку и помчался в сторону ближайшего дома. Жена Кольки Самохвалова работала по суткам, и Лев никак не мог вспомнить, сегодня она на службе или дома. Он добежал до их дома и толкнул калитку. Она оказалась не заперта, а вот дверь дома – наоборот. Гриднев забарабанил кулаком в дверь, а затем, не дожидаясь ответа, бросился вокруг дома, чтобы заглянуть в окна.
Жалюзи в одной из комнат оказалось опущено не до конца, и Лев увидел, что ан диване кто-то лежит. Он несколько раз стукнул по стеклу, а затем решил, что хуже от этого не будет – он схватил с дорожки кусок кирпича, служивший частью бордюра, и разбил окно. Выбив остатки осыпавшегося стекла, Лев рывком перескочил через подоконник и оказался внутри дома.
Это оказалась гостиная. Телевизор у дальней стены был включен, но ничего, кроме «снега» не показывал. А на диване лежал хозяин дома. Даже одного взгляда на Кольку было достаточно, чтобы понять, что его постигла та же участь, что Аллу и Володьку. Цвет кожи мертвого Самохвалова разобрать было трудно, но пена на губах была вполне достаточным доказательством его смерти.
Гриднев даже не стал пытаться нащупать пульс. Аккуратно обойдя труп Николая, словно боясь подхватить от него какую-то заразу, Лев заглянул в соседнюю комнату. Там на широкой кровати лежала Татьяна Самохвалова. Она тоже была мертва. Как Алла, как Володька и как ее муж в соседней комнате.
– Бля, да что же такое творится-то?! – прошептал Гриднев и поспешил выйти из этого уютного домика, в одночасье ставшего склепом.
Лев вышел на улицу через дверь, а не через окно, и застыл на крыльце, пытаясь перевести дух. Несмотря на то, что в молодости, во время службы в армии, ему пришлось побывать в «горячих точках», Гриднев был не на шутку испуган.
Еще вчера вечером все эти люди были живы, радовались или грустили, в зависимости от обстоятельств, и даже коронавирус не считали таким уж страшным, как он казался в начале эпидемии. А теперь они стали безмолвными трупами, сверлящими запавшими глазами бесконечную пустоту смерти. И самое страшное в том, что все эти люди погибли одновременно, или почти одновременно. Словно кто-то невидимый просто взял и вырубил рубильник, отключив их от связи с вселенной.
Гриднев услышал шорох позади себя и подскочил так, словно ему под ноги бросили гранату. Льву показалось, что это один из трупов хозяев дома встал и идет к нему, шаркая ногами, чтобы поинтересоваться, какого хрена он вошел без разрешения, и по какому праву разбил кирпичом окно. Гриднев резко развернулся и выругался сквозь зубы: через веранду к нему шел кот Самохваловых Мишка. Рыжий котяра как-то недоумевающее мяукнул и потерся шерсткой о штанину Гриднева. Неизвестно почему, может, от пережитой панической атаки, Льву захотелось пнуть кота, но он сдержался. Вместо этого, он наклонился и погладил Мишку.
– Иди-ка ты отсюда, бродяга, – проговорил Лев, выпрямляясь. – Похоже, сегодня тебе придется самому позаботиться о том, что ты будешь жрать, и где ты будешь спать.
Прикосновение к коту немного успокоило Гриднева. Паника отступила, но страх не прошел. Как и желание бежать отсюда куда-нибудь подальше. Из этого дома, с этой улицы, из города, из страны. Лев сдержался и вернулся в дом. Гриднев почувствовал, что для душевного спокойствия ему нужно взять с собой хоть какое-то подобие оружия, хотя он и не представлял, от кого, или от чего ему может понадобиться защищаться. Никакое оружие не поможет от того, что убило его жену и соседей, и, возможно, пыталось прикончить и его. Да и от мертвецов, если они вдруг надумают встать, существующее оружие, скорее всего, будет бессильно. Впрочем, в последнее Гриднев не верил, а свой недавний испуг объяснил всплывшими на поверхность детскими страхами.
