Из-за стола послышались пьяные выкрики коллег Егора по буровой, «друганов» Серёги из местной «братвы».
– Брехня!
– Хватит туфту гнать!
– Завязывай базар! Выпьем!
– Так ты трахнул девку? Или нет?
– Давай про Тунгуску!
– Что там взорвалось над тайгой?
– Кто с ним «тарелку» в небе видал?
– В геопартии?
– В восьмидесятых?
– Ага.
– Я видал, – словно недовольно, хрипло и внушительно откликнулся сутулый, хмурый, патлатый седой мужик в мятом, клетчатом пиджаке пошива фабрики «Большевичка28».
– Врёшь! – весело вскрикнул худой, пучеглазый, юркий болтун в рубашке расцветки «дикое поле» с местного «вещрынка», типаж, без которого, кажется, не обходится ни одно застолье. Этакая затычка во всех дырках.
– Да пошёл ты! – огрызнулся Хмурый. – Видал – и точка. И не я один, – и замолк.
Убеждать подвыпивших товарищей по застолью, что было в реальности, а что нет, – бессмысленно. В таких случаях или веришь рассказчику, или нет. Проверить-то невозможно.
– Огненные шары в районе Отортена и до гибели группы Дятлова видели многие. Местные манси, туристы, военные и даже зэки из ближайшей зоны, – попытался поддержать заезжий Сценарист протухающий интерес собравшихся, но оживления в перекошенных лицах выпивох не заметил.
Егор примолк, извинительно глянул на московского гостя. Тот мотнул ему головой в сторону выхода, мол, уходим, нечего тут делать.
Увлекательную историю Егор досказывал специально для дотошного, любопытного Сценариста на следующий день, когда помбур зазвал гостя Югры на прощальный «опохмел» в рабочее общежитие.
Тёмные лестничные переходы они преодолевали будто в жутком квесте. С этажей доносилась ругань жильцов, грохот шагов по дощатому полу. Казалось, солдаты всей казармой бегали, топотали в кирзовых сапогах. И вонь!.. Невыносимма вонь накрывала с головой и заволакивала уши до звона. Запах в общежитии представлял собой гремучую смесь мужского пота, нестиранных портянок и отходов, пищевых и естественных, человеческих.
– Не самое лучшее место для доверительных бесед, – посетовал Сценарист, пока они забирались по лестницам на пятый этаж.
– Согласен, – ответил Егор извинительным тоном, – но там я храню некоторые свои записи, самые для меня важные и дорогие. Никак не оставляет чувство страха с тех пор, когда «органы» у нас с отцом в квартире устроили обыск. Рассказывал об этом…
Без приключений прошли длинный затемнённый тоннель коридора со множеством дверей и скрылись за одной из них.
Крохотный пенал-комнатку в старой панельной пятиэтажке выделили коллеге Егора, молчаливому и угрюмому пультовику Игонину, матёрому холостяку и бабнику. Но пользовались «лёжкой» все, кому было известно, где хранится ключ от «комнаты свиданий». Сам Игонин в свободное от вахты время мог смотаться к своим многочисленным любовницам хоть в Салехард, хоть в Лабытнангу и даже в Петропавловск-Камчатский. Благо приличные заработки позволяли.
Комнатка нечасто проветривалась. Спёртый воздух удалось разбавить свежим сквозняком после открытия форточки. Не успели они расположиться на продавленных подушках тахты в склепе холостяка с ободранными обоями и покрывалом на гвоздниках, вместо штор. В дверь начали тарабанить кулаком с требованием «занять до получки полтос», с предложением «сообразить на троих». Мужские хриплые голоса сменялись, но стандартные для мужского общежития просьбы и предложения оставались.
Минут через пятнадцать «игонинскую лёжку» оставили в покое. Тут только Сценарист понял: буровик специально пригласил его в это гнездо разврата, пьянства, человеческого прозябания, чтобы наглядно показать трясину местного бытия.
