Читать онлайн Сергей Родин - МИР ВЕЧНОГО ПРАЗДНИКА КНИГА 1: Господин Арлекин

Небо над Карнавальной площадью напоминало разломанный витраж, кровоточащий цифровым закатом. Сотни голографических проекций прорезали сумеречный воздух, преломляясь в хрустальных каплях недавнего дождя. Арлекин ощущал, как нейроимплант откликается на ритм окружающего безумия: пульсация, нарастание, вибрация под кожей черепа. Его Корона Блаженства жаждала новой дозы.

Пять часов. Пять часов без эйфории, и мир начинал терять свои праздничные краски.

Томас, которого никто не называл настоящим именем уже десять лет, поправил ромбовидную маску, прикрепленную к лицу сотней микрофиламентов. Система дополненной реальности выводила на внутреннюю поверхность потоки информации: уровень эйфории в крови – 18%, критически низкий; время до выступления – 23 минуты; температура тела – повышена.

Он стоял в переулке, отделенный от площади только пологом из сгустившихся теней. Тысячи людей в карнавальных масках двигались там, как один живой организм – пульсирующая масса человеческой плоти, объединенная нейросетью и химическим блаженством. Сегодня был Праздник Солнцестояния, величайший из двухсот шестидесяти трех ежегодных карнавалов Королевства Эйфории.

– Томас Арлекин, гильдия шутов, рейтинг выступлений – экстраординарный, – прозвучал механический голос за его спиной.

Он обернулся. Фигура в белом комбинезоне пластиковой хирургической брони держала инъектор, наполненный густой красной жидкостью. Лицо техника из Гильдии Алхимиков скрывалось за маской венецианского доктора чумы – длинный клюв, заполненный фильтрами и анализаторами.

– Доза для выступления перед королевской семьей, – продолжил техник. – Глоток Блаженства, усиленный модификатором креативности.

Арлекин улыбнулся, прежде чем вспомнил, что его собственные эмоции скрыты под маской.

– Признателен, – сказал он фальшивым голосом, который активировался автоматически, когда он надевал алмазно-черную маску шута. Голос был мелодичным, гипнотическим, генерируемым имплантами голосовых связок.

Техник поднес инъектор к открытому порту на шее Арлекина. Прохладный металл коснулся клапана вживленной транспортной системы. Одно нажатие – и эйфория начала свой путь к мозгу, плавно проникая в кровоток.

Мир взорвался симфонией цветов. Тени переулка стали глубже, контуры предметов – четче. Мысли ускорились, переплетаясь в причудливые узоры. Он почувствовал, как Корона Блаженства активируется, усиливая эффект, перенаправляя химические сигналы через мозг. Тревога и усталость растворились в потоке искусственного счастья.

– Пять минут до полного эффекта, – проинформировал техник. – Ваше выступление назначено через восемнадцать минут.

Арлекин кивнул, наблюдая, как алхимик растворяется в толпе. Сквозь усиливающийся туман эйфории он заметил странную деталь: стандартный инъектор имел красную маркировку, но этот был с золотой гравировкой. Такие обычно предназначались для высшей знати.

Эта мысль ускользнула, когда эйфория захлестнула его сознание полностью. Арлекин шагнул на площадь, и толпа расступилась, узнавая его маску. Шуты были особенной кастой, стоявшей вне обычной иерархии гильдий, – единственные, кто мог говорить правду сильным мира сего, обернув ее в шутку.

Площадь Солнцестояния выглядела как сошедший с ума витраж, разбитый на миллионы осколков и собранный безумным художником. Над головами толпы парили механические левитирующие платформы, на которых музыканты извлекали звуки из инструментов, усиленных нейросинтезаторами. Трубы, гудящие в резонанс с имплантами слушателей, барабаны, рифмующие свой ритм с сердцебиением. Музыка становилась не просто звуком – она была физической силой, проникающей сквозь плоть.

Ярмарочные палатки окружали площадь концентрическими кругами – каждый круг для определенного социального слоя. Внешний – для простых ремесленников и крестьян, получающих минимальные дозы эйфории. Ближе к центру – для членов малых гильдий. В самом центре – для знати, военачальников, глав гильдий. А в самом сердце высилась королевская платформа – массивная конструкция из хрусталя и напоминающего средневековую готику металла, усеянная голографическими гаргульями.

Арлекин направился к центру, двигаясь против течения социальной реки. Отработанные движения шута – скользящий шаг, обманчивая легкость, внутренняя пружина, готовая развернуться в акробатическом трюке. Эйфория сделала его тело невесомым, заставила нервные импульсы двигаться быстрее.

– Шут идет! – прокатился шепот по толпе.

И где-то в глубине сознания, сквозь туман блаженства, Арлекин заметил странность: обычно эйфория делала мир мягче, цвета – более размытыми. Но сейчас, с этой необычной дозой, всё стало кристально четким. Слишком четким. Словно кто-то снял защитный фильтр с реальности.

Он видел лица за масками – настоящие лица, а не карнавальные маски и не маски счастья, которые все носили, накачанные эйфорией. Видел усталость, скрытую за искусственным весельем. Отчаяние под слоем химической радости.

Пот выступил на лбу. Что-то не так с дозой. Не так, как должно быть. Но останавливаться нельзя. Пятнадцать минут до выступления перед королевской семьей.

Арлекин проходил сквозь внутренний круг, когда ощутил вибрацию сообщения через имплант. Каспар, Мастер Гильдии Шутов, вызывал его в приготовленную гримерную.

Малая часть сознания, еще не затопленная странной эйфорией, отметила: Каспар никогда не вызывал шутов перед выступлением. Что-то определенно шло не по плану.

Гримерная располагалась под колосьями металлических балок, поддерживающих Королевскую платформу. Узкий лаз между конструкций вел в небольшую комнату, оформленную как средневековая палатка менестреля, но напичканную самой современной техникой.

Каспар стоял у зеркала – высокий, худой, в маске серебряного Пьеро. Семьдесят лет, омоложенных геронтологическими модификациями до внешности сорокалетнего. Глаза – единственное, что выдавало возраст: темные, глубокие, видевшие слишком много карнавалов.

– Томас, – произнес он, и в этом обращении по настоящему имени уже звучало предупреждение. – Ты получил дозу?

– Да, Мастер.

– Покажи руки.

Арлекин вытянул руки. Они были неестественно неподвижны. Обычно под эйфорией его пальцы не могли оставаться в покое, постоянно перебирая невидимые струны, жонглируя воображаемыми мячиками.

– Какого цвета был инъектор? – спросил Каспар, подходя ближе.

– Золотой, – ответил Арлекин, и это прозвучало как приговор.

Каспар замер. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на страх. Потом – решимость.

– Тебе ввели не то, что должны были, – произнес он тихо. – Королевскую формулу. Экспериментальную.

– Я чувствую… странно, – признался Арлекин. – Всё слишком… настоящее.

– Потому что это единственная формула, которая не затуманивает разум, – сказал Мастер, проверяя, закрыта ли дверь. – Она очищает его. Усиливает когнитивные способности, а не подавляет их. Королевская семья использует ее, чтобы править, пока все остальные плавают в тумане.

Каспар подошел вплотную, его голос стал еле слышным шепотом:

– Кто-то подменил твою дозу. Это может быть ловушка. Проверка. Или… возможность.

Арлекин хотел ответить, но в этот момент системы дополненной реальности в его маске показали новую информацию: «Десять минут до выступления. Прямая трансляция на всё королевство».

Каспар схватил его за плечи:

– Слушай внимательно. Ты выйдешь и будешь выступать как обычно. Но увидишь вещи, которых раньше не замечал. Запоминай всё. И после выступления немедленно направляйся в Залы Смеха. Не общайся ни с кем. Ты понял?

Арлекин кивнул, его разум балансировал между кристальной ясностью и странным головокружением. Не просто эйфория – что-то большее. Словно новое измерение восприятия открывалось, снимая пелену с глаз.

– Я должен идти, – сказал он, оглядываясь на дверь.

– Еще одно, – Каспар понизил голос до минимума, и Арлекин читал слова больше по губам, чем слышал их: – Праздник – не то, чем кажется. Ничто не то, чем кажется.

Арлекин вышел из гримерной, чувствуя себя иначе. Что-то изменилось не только в его восприятии, но и внутри. Словно какая-то часть его – настоящего его – пробудилась после долгого сна.

Он поднимался по спиральной лестнице на сцену, временно установленную перед королевской платформой. С каждым шагом головокружение усиливалось, но вместе с ним росла и ясность. Он видел сквозь праздничные огни, сквозь маски, сквозь иллюзию безграничного веселья – видел истощение, скрытую боль, механические движения людей, чья радость была не более чем химической реакцией.

Сценический помощник, лицо которого скрывала маска из тысячи серебряных осколков, подал знак. Пять секунд. Четыре. Три.

Система королевского представления активировалась. Имя Арлекина возникло в воздухе, собранное из светящихся частиц над сценой. Аплодисменты – искренние или запрограммированные имплантами зрителей, он теперь не был уверен – взорвали воздух.

Два. Один.

Арлекин шагнул в свет прожекторов.

И увидел их – королевскую семью, сидящую на парящих тронах. Король Оберон, чье лицо, усиленное геронтологическими модификациями, выглядело не старше тридцати, хотя ему было за сто. Королева Титания с нечеловечески правильными чертами лица – следствие генетических улучшений. Принц Обсидиан, чьи глаза скрывались за черной маской, поглощавшей свет. И десяток придворных – герцоги, графы, главы великих гильдий.

Но благодаря странной, очищающей эйфории, он видел больше. Видел, что их глаза были ясными. Не затуманенными, как у простых людей на площади. Их движения – точными. Их внимание – острым.

Они были другими. Они видели мир таким, какой он есть. Пока все остальные жили в сладком тумане.

Арлекин заставил своё тело двигаться по заученной программе. Первый трюк – гравитационный прыжок, усиленный имплантами в ногах. Он взлетел на десять метров вверх, развернулся в воздухе, его костюм с ромбами вспыхнул тысячей цветов. Приземлился на кончики пальцев, балансируя на тонком канате, натянутом над сценой.

Публика ахнула. Король слегка улыбнулся.

Праздник продолжался, и Арлекин танцевал на грани между иллюзией и правдой, между тем, что видели все, и тем, что увидел он сам.

А где-то в глубине сознания пульсировала новая, опасная мысль: что если всё, во что он верил, было ложью? Что если сама радость, сам праздник – только способ контроля?

Он не знал ответов. Но впервые за долгие годы начал задавать вопросы.

Танец продолжался, а в небе над Карнавальной площадью догорал искусственный закат, проецируемый мощнейшими голограмами на облака. Наступало время, когда шуты говорили правду.

И Томас Арлекин, пока его тело выполняло привычную программу выступления, поклялся себе, что будет искать эту правду – настоящую правду – скрытую за вечным праздником.

Аплодисменты затихли как срезанные остро заточенным лезвием. Арлекин удерживал последнюю позу – идеальное равновесие на кончике серебряного шеста, стоящего на хрустальной сфере, – пока алые пиксели голографического занавеса не схлопнулись перед ним. Представление закончилось. Маски королевской семьи исчезли из поля зрения, скрытые цифровой пеленой.

Он спрыгнул вниз, ноги с вживленными гравикомпенсаторами мягко коснулись сцены. В голове пульсировало. Обычно эйфория держалась в крови четыре часа после представления, погружая в блаженное, беззаботное состояние полутранса. Но не сегодня. Королевская формула работала иначе, она не дарила забвение – она заставляла видеть.