Даже если вывод Шпенглера о России как последней способной к позитивному развитию «культуре» человечества стал результатом лишь интуитивного предчувствия её особой миссии в условиях «цивилизирующегося» мира, нам должно осмыслить, что есть та «душа», которая «живит» Россию, и в чём конкретно заключается нереализованный потенциал «находящейся в возникновении русской культуры». И в этом благодатном деле не только не зазорно, но и целесообразно более детально рассмотреть «русскую душу» глазами немецкого мыслителя, который, всматриваясь в многовековую историю человечества, предрек последнему перспективу будущего лишь в увязке с «новой Россией».
4. В чём видится уникальность России при взгляде на неё со стороны
Бывают случаи, когда попытка пересказывать чьи-то мысли иррациональна, особенно если они изложены автором мастерски. Представляется, что именно так дело обстоит с той оценкой планетарной миссии России и уникальности русской души, которую Шпенглер дал в своей знаменитой книге и тем самым способствовал пробуждению иностранного интереса к изучению творчества великого русского писателя Ф. Достоевского.
Осознание важности этих слов Шпенглера (в общей сложности лишь шесть страниц в более чем тысячестраничном тексте) в контексте рассмотрения основной темы нашей книги делает целесообразным практически полное их воспроизведение для качественного восприятия. Вчитываясь в них, давайте вместе осмыслим увиденную и прочувствованную гениальным немцем «русскость», давшую ему основание говорить о России как особой глобальной сущности – «находящейся в возникновении русской культуре», наделенной свойственной только ей миссионерской функцией. Это разумно сделать ещё и потому, что у нас самих – россиян, как показывает жизнь, нет консолидированного мнения по данному важнейшему вопросу бытия нашей страны-нации. Итак…
«Русская эпоха… начинается с ниспровержения татарского господства Иваном III (1480) и ведет через последних Рюриковичей и первых Романовых – к Петру Великому (1689–1725)… Я советую всякому прочесть "Историю франков" Григория Турского, а параллельно с этим – соответствующие разделы старомодного Карамзина, прежде всего те, что повествуют об Иване Грозном, Борисе Годунове и Шуйском. Большего сходства невозможно представить. Вслед за этой московской эпохой великих боярских родов и патриархов, когда старорусская партия неизменно билась против друзей западной культуры, с основанием Петербурга (1703) следует псевдоморфоз, втиснувший наивную русскую душу вначале в чуждые формы высокого барокко, затем Просвещения, а затем – XIX столетия… Петр Великий сделался злым роком русскости… Московский царизм – это единственная форма, которая в пору русскости ещё и сегодня – в Петербурге был фальсифицирован в династическую форму Западной Европы»[50].
«Тяга к… Византии и Иерусалиму, глубоко заложенная в каждой православной душе, обратилась светской дипломатией, с лицом, повернутым на Запад. За пожаром Москвы, величественным символическим деянием пранарода, в котором нашла выражение маккавейская ненависть ко всему чуждому и иноверному, следует вступление Александра в Париж, Священный союз и вхождение России в "Европейский концерт" великих западных держав. Народу, предназначением которого было ещё на продолжении поколений жить вне истории, была навязана искусственная и неподлинная история, постижение духа которой прарусскостью – вещь абсолютно невозможная.
