Миров двух между - страница 51

Кто-то может сказать, что пусть нет доказательств того, что потерпевший сунул руку именно в свой ящик, но нет и фактических доказательств, указывающих на обратное. Боюсь расстроить, но они есть…

В уголовном деле есть фотографии^{> [23]} с места происшествия, где запечатлена стена, на которой висели злополучные почтовые ящики. Фотографии были сделаны стороной защиты, и просто в удачный момент были приобщены к материалам дела во время судебного процесса. Подобные фотографии есть и в протоколах осмотра места происшествия^{> [121] [128]}, которые составлялся непосредственно после случившегося.

На этих кадрах мы можем наблюдать шесть симметричных отверстий в стене – следы крепления трех вертикальных рядов почтовых ящиков. А так же виден след на стене, который оставил взрыв. Это единственный след, который можно отнести к взрыву, ничего подобного на той стене больше нет. Тем более, как эксперты описывали копоть на остатках ящиков, так и сам потерпевший по описанию очевидцев после взрыва был покрыт копотью – поэтому следы копоти на стене не просто следственны, но и полностью соответствуют другим следам последствия взрыва.

А еще нам доподлинно известно, что почтовый ящик Чабаровых находился в крайнем правом ряду. Только вот след от взрыва четко пропорционален среднему ряду ящиков и никак иначе, что прямо указывает на то, что взрывное устройство находилось в одном из почтовых ящиков среднего, а не правого ряда.

По ходу повествования я еще приведу немало фактов, опровергающих мою причастность к взрывам, но одного вышеприведенного уже достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы. Взрывное устройство в чужом почтовом ящике уже разрушает все причинно-следственные связи между мной и Рифкатом Чабаровым, что делает вмененную мне версию следствия целиком несостоятельной.

Поэтому я не только имею все основания, но и полное право, как человек, осужденный к одиннадцати годам за преступление, которого не совершал, назвать Рифката Чабарова подлецом и лжецом в одном лице. И его увечья, полученные в результате взрыва, нисколько не умаляют этих, названных мной в его адрес определений. А возвести их в квадратную степень позволяют фактические обстоятельства того, что человек, действительно чуть не лишившийся жизни и получивший серьезные травмы, сделал это объектом спекуляции и наживы.

А пока я постараюсь подробно и понятно описать что, как и откуда взялось в моей жизни, и как в действительности происходили все события.

– 1 —

Первым и наиболее близким моим знакомством из ныне живущих членов родни Чабарова, а по совместительству свидетелей в уголовном деле, можно назвать его зятя Славу. В далеком 1993 году Слава Бересток, половину сознательной жизни проживший в Крыму у бабушки, вернулся в город своего детства Тобольск.

Его отец, ныне покойный Анатолий Федорович Бересток, был близким другом нашей семьи. Возвращение непутевого блудного сына он не очень то приветствовал, но родная кровь есть родная кровь. Супруга Анатолия Федоровича, врач «скорой помощи», трагически погибла в автомобильной аварии, находясь в служебном автомобиле, во времена, когда Слава и его младшая сестра Ольга были еще детьми. Дочь Бересток-старший воспитывал сам, а сына отправил в Крым на воспитание к своей матери.

В Тобольск Славу тянула отнюдь не тоска по родным. Жажда больших и легких, по слухам, «северных заработков» с одной стороны и необходимость сбежать от накопленных беззаботной и безответственной жизнью в Крыму долгов с другой – это было мотивацией к перемене места жительства. Несколько лет по приезду в город Слава метался от одной работы к другой, пытался работать вахтой, заниматься коммерцией и оказанием услуг по строительству, пока отец не устроил его в организацию, где работал сам, УМС-39 треста «Строймеханизация». Там он работает водителем и по сей день. Немного громко сказано про водителя, потому что время от времени Славу лишают водительских прав за управление в состоянии опьянения, и временно он переходит в ремонтную структуру организации.