В этот раз осложнений не предвиделось. Принесенный Куликовым текст выглядел как обычно: несколько прошедших ксерокс страниц, стандартно напечатанных двенадцатым кеглем, с чистым полем вместо шапки и названия (при ксерокопировании грифы и любые пометки, позволяющие идентифицировать принадлежность текста, закрывались полоской бумаги). Но содержание было убойным.
Автор высказывал предположение, что в течение ближайших десяти месяцев США вынудят страны НАТО ввести против России небывало жесткие санкции, чреватые возможностью применения военной силы. Поводом для этого станет резкое обострение отношений между официальными Москвой, продолжающей выстраивать унитарную схему управления государством, и Казанью, продолжающей отстаивать никем не отмененный республиканский суверенитет.
Возможность стороннего силового вмешательства в этот сугубо внутренний конфликт автор расценивал как очень серьезную. Он предполагал, что США обязательно используют обострение конфликта для того, чтобы исполнить давно лелеемую мечту: развалить Россию на семь-восемь новых государств, независимых ото всех, кроме Вашингтона. Большая часть заметки была посвящена обоснованию того, что югославский вариант 1999 года, с эскалацией напряженности вокруг косовского кризиса, бомбежками и интервенцией, может произойти уже в ближайшие три-четыре месяца.
Автор основывался главным образом на косвенных признаках и собственной логике, но цепочка доказательств была выстроена весьма искусно – так что я, несмотря на некоторые сопутствующие обстоятельства, не мог не восхититься качеством текста.
Я прочитал материал дважды: первый раз в некотором ошеломлении, второй раз – вдумчиво, пытаясь найти изъяны. Потом поднял глаза на Петю.
Капитан Куликов напряженно спросил:
– Ну как?
– Круто, – сказал я.
– И это возможно напечатать? – поинтересовался он.
– А думаешь, надо? Смеяться над нами не будут? – уточнил я.
– Не будут, – пообещал Петя, немного покраснев, и добавил: – А напечатать очень надо.
– Ладно, – сказал я, подумав. – Сегодня у нас понедельник. Как насчет среды или четверга?
– Класс, – с удовольствием выдохнул Петя. – Только, Айрат, пожалуйста, чтобы не было дословного цитирования… Своими словами, ладно?
Вот с этим было трудно. Слова и так были мои. Потому что этот текст писал я.
Мне нравится БГ[4], а не наоборот.
АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЕВ
С Петей мы познакомились в середине девяностых, когда я неожиданно для себя оказался в составе правительственной делегации во главе с премьер-министром Татарстана, отбывавшей на заслуженную и страшно напряженную работу в город Париж. Столь чудесной оказией я был обязан давнему приятелю, который служил-служил себе малозаметным чиновником, да вдруг пошел в гору и дорос до заместителя министра внешних сношений республики. Он по старой дружбе и всунул меня пару раз в эскорт, обеспечивающий промоушн столь интимного дела, как внешние сношения.
Включение ничем не примечательного журналиста малотиражной деловой газеты в делегацию, в которую традиционно (в силу известных предпочтений чиновников, резонно полагающих, что слово было только в начале, а теперь наступил черед картинки) допускались только официальные фотографы и телеоператоры, потряс журналистскую тусовку во главе с оскорбленным пресс-секретарем кабмина, которого попастись на Елисейские поля не взяли.
Затем настал черед трястись мне – не от страха или гнева, а от изумления. Изумишься тут, когда за два дня до отлета звонит тебе запинающийся субъект, представляется сотрудником КГБ и предлагает встретиться и поговорить «по поездке». Я решил, что либо мне немедленно дадут ручку с цианидовым пером – на случай, если премьер, надышавшись отравленным свободой галльским воздухом, пополнит нестройные ряды невозвращенцев и выдаст Главную Тайну независимого Татарстана, которую знает каждый мальчишка, но никому ее не говорит – потому что западло. Либо же со мною наконец-то проведут инструктаж про коварный зарубеж и буржуазную заразу.
