Я кивнул великому логофету, куда уж понятнее.
– Иначе, – и Никита Схоларий перевел свой колючий взгляд на тело мертвого старика Малхаза, – ты можешь сам оказаться на месте ничтожного предателя-гурийца.
Я вздрогнул. У меня не было ни вопросов, ни возражений. Единственное, чего мне хотелось, так это быстрее убраться из злосчастной комнаты и никогда вновь не видеть мертвенно-бледного лица старого гурийца со следами запекшейся крови и блевоты.
– Значит, мы с тобой пришли к соглашению, парень, ведь так? – зачем-то еще раз переспросил у меня Никита Схоларий. – Ступай, а я поразмыслю над тем, что мне с тобой делать дальше.
Последние слова великого логофета я предпочел пропустить мимо ушей и не воспринимать всерьез.
Кто-то из дворцовых слуг взялся сопроводить меня до дверей моей комнаты. Почти обессиленно я рухнул на свою кровать. Все произошедшее в покоях ромейской принцессы менее часа назад показалось мне чем-то нереальным и случившимся как будто не со мной.
Я закрыл глаза, ощущая непреодолимое желание забыться и провалиться в глубокую безмятежную тишину.
Глава 4. Возвышение
Я открыл глаза и прямо перед своим носом увидел лицо незнакомого мне человека. Это был парень приблизительно моего возраста, с густыми каштановыми волосами и большими серо-зелеными глазами, которые пытливо смотрели на меня в упор.
Не отвлекаясь на приветствие, парень заговорил со мной с явным вызовом в голосе:
– Мое имя Михаил Панарет. А ты кто такой и что делаешь в моей комнате?
– Приветствую тебя, Михаил Панарет, – немного сонно отозвался я, медленно осознавая, что наступило утро, и я умудрился проспать остаток вчерашнего дня и всю ночь. – Меня зовут Филат.
– Просто Филат? – выпрямившись в свой полный невысокий рост насмешливо переспросил у меня парень.
– Если тебе не нравится, то можешь называть меня господин Феофилакт Серапул, – съязвил я, понимая, что появился мой неуловимый сосед, который оказался не рад моему заселению в комнату.
– И откуда ты явился, господин Серапул? – недовольно фыркнул Михаил Панарет.
– Из Константинополя, – с таким же вызовом в голосе ответил я, ведь поддаваться и робеть перед своим соседом, кем бы он ни был, я не собирался.
– Я слышал, что три дня назад из Константинополя приехала ромейская принцесса – невеста императора Василия.
– Так и есть, – подтвердил я. – Я прибыл в Трапезунд на одном корабле с принцессой.
– Ладно, не обижайся, – неожиданно примирительным тоном отозвался мой новый сосед, а я несколько удивился такой резкой перемене, приготовившись в разговоре с ним отвечать колкостью на колкость.
– Мой отец служит при дворе в должности претора дима47, – со значением сообщил мне Панарет.
Скорее всего, парень рассчитывал впечатлить меня подобным заявлением, но в те далекие времена я мало разбирался в иерархии придворных чинов Трапезундской империи, что, как выяснилось немногим позже, незначительно отличалась от иерархической лестницы Константинополя, знанием которой я в свои молодые годы также отчаянно пренебрегал. Единственным значимым титулом, способным по-настоящему меня впечатлить, вызвав смесь восхищения, страха и трепета, был императорский, так что у Михаила Панарета и его отца не было ни единого шанса.
– Моего отца заверили, что в этой комнате я буду жить один, – пояснил мне Панарет.
– Почему? Ты боишься других людей или стесняешься компании? – насмешливо осведомился я.
