Были и такие детали, которые меня удивили. У входа в дом торчала странная лысая глиняная голова без шеи, будто проросшая сквозь плитку. Глаза и рот у нее были сделаны из ракушек. Казалось, она наблюдает за мной, презрительно щурясь и кривя губы. У одной из стен стоял небольшой столик с колокольчиком, супницей и букетом живых цветов. На стену, прямо над супницей, были приклеены какие-то старые фотографии, среди которых я увидел дедушкину. Подобные штуки попадались в до мах соседей на Восьмой улице, но расспрашивать было неловко. Я знал, что это все связано с сантерией, но родители не поощряли разговоров о ней, а дедушка умер, когда я был маленький. Так мне толком никто ничего и не рассказал.
Из холла мы пошли в патио – внутренний дворик. Помимо горшков с цветами, там были расставлены небольшие обеденные столики с металлическими ажурными стульями. Чтобы было совсем похоже на кружево, их покрасили в белый цвет. В патио выходили двери холла, кухни и кладовки. Попасть в бабушкины комнаты – спальню и кабинет – можно было через холл, там были еще две двери. Лестница возле кухни вела на галерейку второго этажа, где размещались четыре комнаты для постояльцев. Мы пошли в кухню. Там было тесновато, и я торчал в дверном проеме, прислонившись к косяку.
– Ты не сантеро? – спросила бабушка, ставя на огонь гейзерную кофеварку.
– Нет, я католик. Думал сходить в церковь в воскресенье, поблагодарить Деву Марию, что остался жив и нашел свою бабушку. Ничего?
– Нормальменте (нормально). Католик лучше, чем атеист. Ты удивишься, сколько крещеных среди сантерос. Сходи к мессе, прояви уважение, почему нет. Можем вместе сходить. Кто почитает крест, тому открываются многие двери.
Честно сказать, я слишком устал для религии. Решить бы простые вопросы – где я буду спать, например, и чем вообще здесь займусь. Но оказалось, у бабушки уже был четкий план, как будто она только меня и ждала.
Наверху есть маленькая свободная комната, вчера из нее как раз выехали. В комнатах побольше никого нет, но их лучше держать на всякий случай наготове. Когда появятся новые постояльцы, буду помогать со стиркой белья и всем прочим. В каждой комнате свой санузел, и все это точно придется мыть мне. Не заскучаю. Бабушке уже тяжело столько работать. Но кофе она будет варить и разливать сама, это закон, чтобы не били ее драгоценные чашечки! И она действительно поставила все на поднос, чтобы собственноручно отнести нам в патио.
– Я здесь сервирую завтрак для постояльцев, а если закажут, то и ужин. Ты не поверишь: освоила китайскую кухню на старости лет. Китайцы хитрожопее даже, чем белые, но готовят отлично, этого не отнять! Кто любит их еду, те бегают в Китайский квартал, от Капитолия недалеко. А я не люблю уступать косоглазым. Куплю у них соевого соуса да специальной приправы – и все, до свидания! Нечего уводить клиентов из моего дома! Туристам это выгодно, не надо что-то искать лишний раз. Их каждый норовит обмануть и взять денег побольше. Но у меня – репутация, в этом доме все честно.
– А откуда столько китайцев в Гаване, аж целый квартал?
– У них и свое кладбище есть. Заняли землю наших покойников. Понаехали еще во времена рабства, потом вроде была вторая волна, после Революции. Но я никогда особенно не вникала, тут и с белыми мороки хватает.
– Бабушка, ну что за расизм!
– Знаешь, ниньо (мальчик), когда доходит до денег и земли, все начинают различать, кто какого цвета и кто кому родной. Разве что у русских не так, но где мы, а где Россия.
