Дилан Шэллмэн проснулся от яркой вспышки перед глазами. Он не мог разобрать, произошла ли она во сне, или же это было наяву. Словно рыба выброшенная на берег, и задыхающаяся от нехватки кислорода, Шэллмэн пытался вернуться к действительности, хватая ртом воздух. Нисмотря на внезапное осознание всего происшедшего сейчас, ужас, тем не менее, продолжал держать его ледяной хваткой. Проклятый сон терзал его уже несколько дней подряд, и нисмотря на всю невероятность каких-то неподдающихся нормальному восприятию пейзажей (сродни фантасмагории), Дилан почему то верил, что этот сон обязательно сбудется в ближайшем будующем. Он верил в это более на уровне подсознания, и ощущение какой то смутной тревоги постоянно не покидало его, с того самого первого дня, как этот идиотский сон (а может ни такой и идиотский, поскольку Шэллмэн знал наверняка, что он где-то уже видел на карте подобное место, но никак не мог вспомнить где и когда), начал завладевать им целиком и полностью.
Шэллмэн медленно провёл рукой по лбу, и тот, как он и ожидал, оказался влажным (ещё бы, находиться в каком то непонятном месте… ведь во сне всё окружающее нас всегда кажется явью), затем протёр глаза, от души зевнул, и встав с кровати, шатаясь словно пьяный, направился на кухню заварить кофе. «Это надо срочно выбросить из головы. В конце концов не подобает учёному, как малолетнему ребёнку, бояться всяких там причудливых снов, – думал Шэллмэн». 0н не спеша наполнил кофейник и включил газ. «А всё же детали этого сна очень подозрительны, точнее подозрительно похожи… похожи на что-то… на что-то реальное, так что-ли, – не найдя другого объяснения, продолжил мысленное рассуждение Дилан, возвращаясь на круги своя». 0н стал наблюдать, как по только-что поставленному на огонь кофейнику сбегают мелкие капельки влаги, падая на плиту. Для своих 42-х лет Шэллмэн был довольно подтянут, крепок, с правильными чертами лица, однако, с проступившей кое-где сединой на голове. Сейчас он в очередной раз напрасно пытался заверить себя в том, что это был всего лишь сон. Какой то твёрдый и упрямый голос, какая то часть его самого (словно в нём сидел второй Дилан Шэллмэн) пыталась переубедить его в обратном. Шэллмэн выглянул в окно, с прежней задумчивостью глядя на разворачивающуюся там во всю жизнь: десятки машин словно соревновались одна с другой по скорости, и повсюду сновали люди, торопясь на работу. Но Дилан больше на неё не торопился, более того, он и вообще казалось не замечал ничего происходящего за окном, его мысли сейчас были о другом: «Кэрол Линдси… Её дядя… Да, он ведь тоже видел этот сон… Несколько людей видят одно и то же, чертовщина какая-то, да и только. А потом её дядю, Рика Морриса, как какого то полоумного идиота заперли в психушку, – что сильно беспокоило Дилана и само собой Кэрол, как беспокоило бы и любую другую добропорядочную племянницу». Дилан никак не мог понять чрезмерной, «болезненной» преданности некоторых людей своей работе: несколько человек убеждали врачей в естественном поведении и абсолютно здравых рассуждениях Рика Морриса, а сам он утверждал, что был ТАМ (он мог бы поклясться в этом хоть на Библии), но им хоть бы хны. Теперь вот и его, Дилана Шэллмэна, может ожидать печальная участь, оказаться в палате с каким нибудь «Наполеоном», ляпни он хоть слово об этом сне. Всего лишь жалкое словечко может в корне изменить, если не сказать поломать, всю его дальнейшую судьбу.
