– Аааргх, – приходится стонать и изображать страсть, но выходит неубедительно.
Как он только мог хотеть эту холодную целлулоидную куклу в самом начале подготовки к полету?
– Давай, шевелись. Если не будешь стараться, режиссер быстро найдет более горячего парня, а ты вылетишь отсюда пробкой, – Рита никак не успокоится, ее самолюбие задето сегодняшней инертностью Дамира.
Играть героя-любовника под прицелами камер, на глазах Орлова и режиссера оказалось невыносимо. Сначала Дамир посмеялся, когда ему предложили эту роль и согласился без колебаний. Думал, будет легко. Думал, опрокинет красотку пару раз и гордо удалится, и все будут довольны. Ан нет – Пурге страсти подавай, Рите – удовлетворение, а себе самому – чистую совесть…
И эта совесть вставала каждый раз алой пеленой перед глазами, когда Дамир входил в покои навстречу пурпурным шелкам, черному пеньюару и неестественной, хищной улыбке Риты. Совесть. Память. Эти два слова отменяли действие любой виагры, заботливо подсыпанной медичкой в бокал красного. И вставало перед глазами милое лицо с глазами лани, пушистыми ресницами, доброй улыбкой. Альфия.
Ты ведь свататься к ней хотел, приехал из столицы с деньгами и пошел к отцу с новостью – мол, хозяйку в дом берем, собирайся, пойдем договариваться о выкупе. Да отец взглянул на тебя печально и сказал, как припечатал:
– Опоздал ты. Сговорили Альфию в прошлом году за богача в Горячий Ключ.
– Как? Дай мне адрес, поеду к ней… – сердце горячее билось в ребра, отказывалось верить. – Поговорю с ее мужем.
– Сын, – рука отца на плече тяжела, как камень. – Некуда тебе ехать, остынь, говорю. Ко вдовцу поедешь рану бередить.
– Так она… – голос оставил тебя, и ты мог только дышать да смотреть в пол.
– Бросилась она с моста в реку наутро после свадьбы, даже записки не оставила. Похоронили здесь, на горе. На могиле черешню молодую посадили.
Все видят, все прощают тебе глаза мертвой возлюбленной, да не можешь ты сам себе простить этот цирк с нелюбимой на камеру, хоть и выкупаешь так свою свободу. Стисни зубы. Расслабься. Позволь умелым рукам ласкать тебя и улыбнись Рите в ответ. Может, не вылетишь так скоро…
***
Потерпев неудачу в попытках слепить устойчивое химическое соединение из Дамира и Риты, режиссер переключился на тех, у кого, кажется, всё получилось само собой. Оставалось только выбрать ракурс и… не мешать. Орлов, вместе с Лисовым опиравшийся на перила на антресоли реактора, беззвучно рассмеялся. Само собой, как же. Только этой ночью двое «отстающих» – Женя Симань и Никита Лосев, безнадежно последние в рейтинге реалити-шоу «Амальгама» и первые кандидаты на вылет из проекта, сидели в комнатке Орлова на последнем этаже общежития космогородка и внимали прочувствованной речи о важности их участия в экспедиции. Внимали с кислыми лицами и скептицизмом в изломанных линиях бровей. И Орлов вполне отдавал себе отчет, что если бы не Лисов, вдруг на полуслове оборвавший очередную торжественную тираду, – нечего режиссеру было бы снимать сейчас.
– Что ты хочешь от них? От девчонки, которой никто в жизни не сказал, что она красивая, и от парня, который, судя по прыщам на подбородке, целовался только один раз в школьном туалете, и то на спор?
Грубо? Да. Но сразу куда-то подевался высосанный из пальца, а оттого еще более фальшивый романтический налет в сценарии для двух белых ворон. И все перешли на уровень конкретных действий. Даже под шутки-смех двух стариков ребятня отрепетировала пару поцелуев.
