Миссия в Ташкент - страница 47

Я испытывал странное чувство, идя по улице в чужой военной форме. Я все время осознавал, что на моей фуражке красуются буквы F.J.I. Я знал, что около тридцати тысяч австрийских военнопленных находились вместе около четырех лет, и не знал, обратят ли они внимание на чужое лицо, и хотя я встречал некоторых австрийских военнопленных на улице, я даже не взглянул на них.

Позднее, когда я получил доступ к секретным отчетам полиции, я обнаружил, что мои шесть шпионов доложили в рапорте, что я вернулся домой незадолго до наступления комендантского часа, и я мог только догадываться, что же на самом деле произошло. Я уверен, что как только они увидели меня входящим в дом, в котором я бывал до этого несколько раз, они решили, что я пробуду там некоторое время, возможно, я собираюсь пить чай или даже ужинать там, и они могут спокойно оставить меня на несколько минут, а сами могут побаловаться чайком в чайхане за углом. Я могу наверняка сказать только то, что через несколько секунд, прошедших до того момента, когда я снова вышел на улицу, они продолжали стоять там же, и что позже они неправильно написали в своем отчете в полицию, что я вернулся домой.

Было, конечно, крайне важно для моих друзей, чтобы не оставалось никаких следов их помощи мне, поэтому я предпринял следующие меры предосторожности. Я подошел к определенному дому, где у открытой двери курил сигарету мужчина. Я встречался только однажды с этим мужчиной и не узнал его. Я должен был прямо войти в дом, а он проследовать за мной. Это было сделано, и там я оставил свое гражданское пальто и шляпу, которые нес с собой. Будь они найдены в доме, через который я просочился, стало бы известно, что я там поменял свою одежду. Этот человек провел меня через свой сад, мы перелезли через стену в другой сад, и женщина провела нас через свой дом на другую улицу – так много было сделано вначале, но теперь не было необходимости торопиться. (Людей часто просили таким образом помочь незнакомым беглецам, и незнакомая женщина устроила это все за день). Этот человек и я затем прошли по довольно густонаселенной части города. Некоторое время спустя по мере приближения комендантского часа улицы становились все более и более безлюдными, пока, наконец, мы не остались только вдвоем. Мы затем зашли за угол и через несколько ярдов развернулись и вернулись назад; улица, с которой мы свернули, оставалась безлюдной. Мы вполне убедились в том, что наш план удался, и что за нами не было слежки. Возможно, все эти чрезвычайные меры предосторожности были на самом деле излишними; но последствия для тех, кто помогал мне и для меня были бы фатальными, если бы мы недооценили проницательность тех, кто следил за мной. В те дни выживали только те, кто проявлял чрезвычайную предосторожность.

Мой компаньон и я зашли затем в скромный неприметный домик на одной улице. Небольшое семейство (мы называли их Матвеевы) очень радушно приветствовали и накормили меня ужином.

Первое, что я сделал на следующее утро – прошелся по всей моей голове мелкой машинкой для стрижки волос и сбрил усы. Я позже все отрастил снова – волосы, бороду и усы.

У Матвеевых была маленькая девочка, которой каждое утро давала уроки ее мама. Отец читал ей по вечерам. Ребенок увлекался карточной игрой «Старая дева», которая по-русски называлась «Трубочист», и мы много играли в эту игру. Всякий раз, когда она выигрывала, что обычно и бывало, она, преодолевая отвращение, указывала на меня и говорила «Мерзкий, черный, грязный трубочист!»