Миссия в траве - страница 25
– Тут дело в тренировке, – сказал Бирн – кажется, уже мне. – То, что вы сразу много всего ощущаете – это хорошо. Это даёт вам огромный простор для саморазвития… – Тут он обратил внимание на мой недоброжелательный взгляд. – Но я рад вашему решению. Чем скорее вы покинете стационар, тем скорее жизнь заставит вас бороться и искать способы к ней приспособиться.
Через час или полтора я уже шагал прочь от клиники, неся небольшой чемоданчик. Облака клубились, сверкали и шуршали, звук моих шагов грохотал, мысли скакали по черепу, как по пустому и гулкому железному ведру, но я шёл. И злорадствовал тому, что я на свободе, и что могу обойтись без врачей. Статус мой мне был не до конца понятен, но я знал, что у меня оплачиваемый отпуск ещё минимум на месяц, который я при необходимости могу продлить, а на счету после оплаты лечения всё ещё оставалось некоторое количество денег. Поэтому я ткнулся в первую попавшуюся недорогую гостиницу и снял себе номер на третьем этаже.
Нужно было чем-нибудь заняться. Откуда в человеке, независимо от его самочувствия, настроения и предпочтений, есть такая дурацкая потребность – занимать своё время? Он не может просто сидеть и смотреть в стену, хотя, казалось бы, чем это не занятие?
Сначала я пробовал спать. После госпиталя я чувствовал себя, как ни странно, дико уставшим. Впрочем, удивительного тут мало, поскольку тело моё генерировало миллионы сигналов в секунду, на которые нужно было реагировать. Так что и спать у меня получалось не очень хорошо. Я лежал и чувствовал весь мир, включая чесотку в боку, давление каждой нитки в простыне снизу, шевеление воздуха, колеблющего мою кожу, и запах дыхания людей из дома напротив. Пробовал принимать выданные мне таблетки от бессонницы. Если выпивать пачкой, помогало. Я отрубался. Но, просыпаясь, чувствовал себя обманутым. Тело ныло, требуя внимания ещё сильнее, голова болела, я не был ни капли более отдохнувшим, чем до сна. К тому же ночь начисто пропадала из жизни, я её не помнил. Помнил таблетки, царапающие пищевод, затем тягостное пробуждение, а между ними – черноту, которая несколько обескураживала.
Я пробовал отвлечься на еду. В госпитале кормили однообразно, в основном странноватыми разноцветными пюре. У них был дикий вкус, но я не знал, то ли это мои искажённые ощущения, то ли они и правда представляют собой шедевры безумной кулинарии. Поэтому захотелось попробовать те блюда, которые я ел раньше, чтобы понять, как я их ощущаю теперь.
Моей любимой едой всегда были макароны с мясом. Мясо любого животного – лучше всего не слишком жирное, скажем, аброзятину – измельчают, обжаривают до выпаривания воды, добавляют приправы и всыпают фарш в отваренные макароны, а потом дают постоять под крышкой пару минут.
Я заказал доставку еды в номер. Запах фарша почуял ещё издалека, когда официант вкатил тележку с подносом, накрытым крышкой, в коридор. Отвратительный, прогорклый, тухлый, он заплыл мне в нос, и я уже не мог от него избавиться. Затем примешались резкие запахи приправ, вонь масла, мерзкий смрад макарон. Я и не подозревал до того дня, что макароны тоже пахнут. Я зажал нос и крикнул «Войдите!» в ответ на стук, хотя уже сомневался, следует ли официанта пускать.
Самое удивительное, что я смог съесть практически половину. С содроганием и омерзением, но смог. И, благодаря своему эксперименту, понял, что от еды вряд ли буду впредь получать удовольствие.