– Что это? – спросил он.
– Так пахнут те алые цветы. Невыносимо! Их завез сюда Лемперт, – раздраженно ответил Монтессон.
– В которой из комнат вы проведете ночь? – спросил Лоу, когда они очутились в холле.
Монтессон ответил не сразу.
– Вы слышали, как седеют от страха? – И он рассмеялся в темноте. – Это обо мне!
Его смех Флаксману Лоу не понравился: Монтессон был всего на волосок от истерики, причем на самый тоненький волосок.
– Мы ничего не обнаружим, если не будем сидеть в одиночестве у раскрытого окна, как они, – сказал Лоу.
Монтессон взял себя в руки.
– Да, пожалуй, вы правы. Они были одни, когда… Доброй ночи. Если что-то случится, я позову вас, и вы должны поступить так же. Только, ради бога, не усните!
– И помните, что бы к вам ни прикоснулось, отсекайте это ножом, – напутствовал его Лоу.
Он постоял на пороге кабинета, слушая тяжелые шаги Монтессона, удалявшегося вверх по ступеням, поскольку тот предпочел провести ночь в комнате сестры. Лоу услышал, как Монтессон наверху прошел к окну и распахнул его.
Вернувшись в кабинет, мистер Лоу тоже попытался открыть окно, но обнаружил, что это невозможно, так как вьющаяся лиана плотно оплела деревянную раму и намертво скрепила створки вместе. Оставалось только одно: выйти из дома и встать там, где в роковую ночь стоял Лоуренс. Лоу осторожно обошел дом и очутился с его южной стороны.
Там он около часа мерил шагами лужайку в темноте.
В обманчивом радужном свете луны ему померещилось, что из тени кедра ему кивает чья-то бледная голова, но, метнувшись туда, он схватил лишь желтое соцветие гигантского крестовника. Тогда он замер и всмотрелся в ветви над головой – скрюченные черные ветви в бахроме из липкой черной хвои. Теория Фримантла о гигантской обезьяне, которая пробиралась по ним и прыгала на жертв, внезапно обрела в мыслях Лоу правдоподобие, и его охватил ужас. Он представил себе девушку, проснувшуюся оттого, что ее схватило ужасное чудовище…
Напряженную тишину ночи расколол вопль – а точнее, рев, сиплый, прерывистый, пульсирующий рев, прекратившийся так же резко, как начался.
Не медля ни секунды, мистер Лоу схватился за ближайшую ветвь и, подтянувшись, поспешно вскарабкался к окну комнаты Монтессона, откуда, как он почти не сомневался, доносился вопль. Будучи человеком необычайно сильным и натренированным, он прыгнул с ветки в открытое окно и кубарем скатился на пол. При этом мимо него что-то мелькнуло – что-то извивающееся, быстрое, наподобие змеи, – и исчезло за окном!
Лоу вспомнил, что на туалетном столике есть свеча; он встал на ноги, зажег ее и осмотрелся.
Монтессон лежал на полу скорчившись – именно так он когда-то описывал позу Лоуренса. Лоу сразу вспомнил об этом и в ужасе бросился к бедняге. На щеке Монтессона виднелось какое-то темное пятно, похожее на кровь, однако он был жив, хотя и без сознания. Лоу поднял его, уложил на постель и, как мог, постарался привести в себя, но безуспешно. Монтессон лежал, будто окаменелый, и его дыхание, медленное, почти неощутимое, свидетельствовало о глубоком обмороке.
Лоу хотел было подойти к окну, но свеча внезапно погасла, и он остался в сгущавшейся темноте, в сущности, один – и ему предстояло столкнуться с неведомым, но вполне реальным убийцей.
В доме снова воцарилась тишина – то есть тишина ночи, леса, густой листвы и всего того, что таит в себе ночь.
Лоу замер у окна и прислушался. Шепот и шелест казались ему резкими, пульсирующими – он словно слышал их за много миль. Запах алых цветов просочился в мозг, словно ядовитые фимиамы, и Лоу попятился от окна и, внезапно обессилев, бросился на диван. Тогда он вытащил нож, который носил на поясе, и не без труда заставил себя насторожиться.
