Выйдя в подъезд, парень, не задерживаясь у дверей на обувание, тихо, спустился на первый этаж прямо в носках и только там принялся обуваться. Когда он обувал второй кроссовок, дверь его квартиры шумно распахнулась, и раздался хриплый, прокуренный за годы, басистый голос матери.
– Егор! Егор! – звала женщина, сильно прокашливаясь.
Она слышала, как вышел из квартиры сын и надеялась его застать спускающимся вниз.
Парень громко хлопнул подъездной дверью, оставшись на месте, чтобы она подумала, что он уже вышел из подъезда.
– Егор! – ещё раз попыталась докричаться до сына женщина.
Егор притих. Уже не раз бывало так, что мать возвращалась обратно в квартиру и, крича в окно, начинала звать его, выискивая взглядом. Так случилось и в этот раз. Она вернулась в квартиру, и вскоре раздался звук туго открывающейся деревянной рамы. Теперь он услышал её голос, зовущий его в окно с улицы. Женщина настойчиво выкрикнула его имя раз семь и только после этого, убедившись, что никого не дозовётся, закрыла окно. Егор, выждав ещё немного, наконец решился выйти на улицу, открывая на этот раз подъездную дверь осторожно, без грохота, и так же тихо закрыл её за собой.
Постояв немного под козырьком, парень накинул капюшон на голову, за которым скрылась почти половина его лица. Шагнув на узкую полоску асфальта под окнами девятиэтажного дома, он направился в сторону входа в подвал.
Егор думал, что с капюшоном выглядит неприметнее, но закрыв половину головы, он смог скрыть только свою лопоухость. Парень был очень заметным, даже издалека. Его высокий рост и чрезмерная худосочность сразу обращали на себя внимание людей, заставляя их удивленно смотреть на него. Особенно выделялась его неуклюжая походка. Он так забавно переставлял длинные ноги, что казалось, они путались и мешали ему ходить.
Встав у входа в подвал, осмотревшись ещё раз и убедившись, что никто не обращает на него внимания, Егор спустился вниз по ступеням и вошёл в открытые двери подвала. Он прошёл по песку, через освещаемые подвальными большими широкими окнами помещения, в сторону закутка, в котором организовал себе личную комнатку два на два метра, где проводил много времени в последний год.
Чтобы не наносить песок в своё помещение, он снимал обувь перед входом на коврике и, отодвинув покрывало, которое огораживало его закуток от остальной части подвала, проходил дальше уже босиком. В своей каморке поверх песка он постелил старые половики. Егор обустроил себе из найденных на помойках от старой мебели досок лежанку, принёс из дома мягкий матрас и подушку, подключил освещение от шахты лифта. Выкрасив испорченной краской, годами стоявшей дома на антресолях, и, почему то переехавшей в новую квартиру, стены в неравномерный белый цвет, изрисовал помещение чёрным маркером символами и словами на непонятном языке. На небольшом невысоком столике, оборудованном из нескольких рядов кирпичей и квадратной доски, лежали открытая пачка пакетированной заварки и пачка кускового сахара, рядом стоял чайник, включённый в перемотанную в несколько слоёв изолирующей ленты, висевшую на проводе, розетку. Под столом стояли несколько толстых красных свечей, рядом с которыми лежала магическая книга в кожаном переплёте, ведь самое главное, то, зачем Егор приходил сюда, это занятия колдовством. Здесь были необходимые тишина и темнота для его занятий. Дома было светло и постоянно ходили люди, там Егор не мог остаться ни в тишине, ни в покое даже в ванной.
