Гунвальд, так и не приходя в сознание, умудрился захватить с собой шлем – видимо, это у него было на уровне рефлексов. Покидая кабак, Дилль услышал за спиной восхищённый шёпот Линды.
– Вот он какой, настоящий драконоборец. А с виду и не скажешь, что такой сильный.
Гордо вытащив варвара на улицу, Дилль сразу же "сдулся" и прислонился к стене. Пацаны, что привели его к этому кабаку, заодно объяснили и обратную дорогу к пажеским казармам. Путь предстоял неблизкий, а с учётом имевшейся на спине тяжести – ещё и мучительный. Дилль ругнулся и поплёлся по узкой улочке, обходя горки мусора и ямы.
Тирогис располагался намного южнее Тригорода, а потому здесь зима была не столь сурова. Точнее, одно название, а не зима – даже лужи здесь не замерзли. Про воду Дилль вспомнил, когда проезжающая мимо телега едва не столкнула его на середину здоровенной лужи. Дилль хотел послать вслед наглому возчику парочку пожеланий, но в этот момент его осенила мысль – а зачем, собственно, тащить на горбу эту тушу, если можно доехать?
– Эй, друг, стой! – крикнул он возчику. – Довези до пажеских казарм, я тебе заплачу.
За два медяка крестьянин охотно довёз "подгулявших". Время ужина близилось, и Дилль пообещал добавить ещё медяк, если возчик ускорит свою колымагу. К пажеским казармам они прибыли вовремя. Расплатившись с крестьянином, Дилль потащил варвара в спальное помещение, где с облегчением сбросил на кровать. Гунвальд при этом даже не перестал храпеть. Блер, чья кровать была рядом с Гунвальдовой, удивлённо смотрел на происходящее.
– Тебе так понравилось его таскать, что ты теперь этим даже в городе занимаешься? – сыронизировал он.
– Я отомщу варвару за это, – пообещал Дилль.
Он с кряхтением распрямился и поплёлся к своей койке. По пути, увидев штопающего дырку на штанах Йуру, Дилль остановился.
– Слушай, охотник, мне тут мысль в голову пришла. Могу ли я у тебя на время позаимствовать иголку и нитки?
"Позаимствование" обошлось Диллю в медяк, но месть того стоила. Закончив дело, Дилль проверил, крепко ли пришил к матрасу рукава Гунвальдовой куртки, подёргал его штанины, аналогичным образом прикреплённые к тощему тюфяку, и с чувством выполненного долга пошёл отдыхать, предвкушая пробуждение варвара.
Пробуждение варвара превзошло все ожидания Дилля. Каршарец, слегка очнувшись от хмельных снов, захотел воды – вполне естественное желание для человека, до того употребившего не один кувшин вина. Однако встать не смог – руки и ноги варвара были словно привязаны к чему-то. Гунвальд, ещё толком не проснувшийся да и – чего уж там! – совсем не протрезвевший, приподнял голову – кисти свободны и шевелятся, но поднять руки он не мог. Ноги вели себя так же – вроде бы и двигались, но сгибаться отказывались.
Полночную тишину прорезал дикий вопль каршарца. Драконоборцы пососкакивали с кроватей, ошалело вертя головами и пытаясь понять, кто на них напал. Гунвальд каким-то непостижимым образом умудрился принять сидячее положение и теперь орал в темноте, что его приковали.
– У-у, вражины! Пустите, не то хуже будет! Всё, вам конец – буду всех убивать!
Ближайшие соседи варвара бросились прочь, а сам Гунвальд вскочил на ноги, но, разумеется, тут же упал. Ругательства Гунвальда увеличились стократно, затем последовал треск рвущейся материи, а по казарме полетели клочки тряпично-соломенной набивки матраца.
– Ага, не удержать вам сына славного Ольола! Всё, теперь убиваю… А кто меня держал-то? – Варвар покрутился вокруг себя, а за его спиной болтались обрывки матраса. – Ладно, я сейчас добрый, завтра прибью…
