Я поняла, что у меня началась паника. Я прислушивалась, как Илья открыл багажник, потом закрыл его, подошёл к воротам и стукнул молотком по щеколде, потом ещё раз. Наконец-то ворота распахнулись. Бобик с радостным воем подлетел ко мне и опять сделал лужу, только в этот раз не промахнулся и сделал прямо на мои кроссовки.
Илья вздохнул:
– Высокие отношения! Надеюсь, сестрёнка, ты мне не до такой же степени обрадовалась?
– Илья! – Я чуть не заплакала – Здесь никого не было, я заглянула в каждый склад, мы несколько раз прошли по площадке, может Бобик прыгнул и закрыл ворота?
– Ага, твой Бобик весит в два раза меньше щеколды. И смотри, какая она ржавая, она не могла сама упасть в створ. И ворота тонну весят, их так просто не сдвинешь с места. Ты что тут делала?
– Я нашла банку, которую хотела открыть, – я показала ему банку – а здесь на полу валялись стружки, я хотела ими сковырнуть крышку, она очень крепко закрыта.
Он посмотрел на банку и на мои руки, всё было в крови.
– Один-ноль в пользу банки. Пошли, в машине есть аптечка. Бобик, пошёл от меня, делай свои дела вон на Ольгу. Ей теперь уже всё равно, вы и пахните теперь с ней одинаково.
Я обработала руки йодом, Илья мне перемотал их бинтом. Потом он достал из салона ножичек и осторожно подцепил крышку. Она открылась, он присвистнул:
– А зачем тебе это?
– А что там?
Он протянул мне банку. Там лежала высохшая маленькая птичка. На лапках её были привязаны две верёвки – одна чёрная, другая – красная.
Я рассказала ему про Павла, про его мать и Валю, про странную картину, про горевшее дерево и про то, как я откопала банку.
– Ну, остальное ты уже знаешь.
– И что ты думаешь про всё это?
– Я только собиралась думать. Я здесь первый день, вечером пойду к Ларисе Николаевне и Вале, понаблюдаю за ними. А пока вот гуляли с Бобиком.
Илья заглянул в склад, походил вокруг него. Я в это время закопала банку рядом со складом, домой я её не решилась взять. Потом мы пошли с Ильёй к одинокому дереву. Дерево, как ни в чём не бывало, стояло, продуваемое всеми полевыми ветрами, и горестно качая поникшими растопыренными ветками.
– Оля, мне кажется, ты впала в транс, отключилась, и это всё произошло только в твоём мозгу. – Сказал Илья, прохаживаясь вокруг дерева и разглядывая под ним землю.
– Но я чувствовала на коже жар от огня! И дерево не просто вспыхнуло, по нему искры запрыгали, снизу вверх. Огонь был яркий, но цвет у него был белый, даже какой-то перламутровый. Но с другой стороны, может, ты и прав. Когда я оглянулась на Бобика, так он, как ни в чём не бывало, бегал у леса. И вот тебе ещё аргумент – все листочки опять зелёные, ничего не опалено. А оно когда горело, листочки обугливались, и падали на землю все в огне. Ничего не понимаю.
– А может и не транс. – Задумчиво сказал Илья и протянул мне чёрный сгоревший лист, который прямо на наших глазах рассыпался в прах и исчез.
Мы несколько секунд, как зачарованные, смотрели на его пустую ладонь.
– Знаешь Оля, давай Дениску завтра после работы прихватишь с собой. Он всё равно от безделья мается. Он хотел, пока каникулы, устроиться на работу, да мать справку ему не сделала. Пока может с тобой тут пожить.
– Ему тут скучно будет, без друзей. Здесь одни алкаши только да старики.
– Так ты ведь здесь не собираешься навсегда поселиться? Вместе тут погуляете. А то от Бобика, как от сторожа, ни фига нет проку. Вон, зад какой отъел. Наверное, опять проголодался. Никчёмная псина, только кроссовки горазд марать.
