– Только самых близких. – Она улыбнулась мне какой-то таинственной улыбкой. – Скажи Луису, Францу и Тео, что мы завтра их всех зовем в гости. С родителями, конечно же.
Мама была слишком увлечена своей идеей и подготовкой к ужину, поэтому я не нашла в себе храбрости возразить ей. Мне пришлось сделать вид, что я рада и с удовольствием приготовлю с ней разные блюда. Но рада я была только выздоровлению отца, и теперь искала повод скорее уехать в город.
По отношению к матери я была слишком несправедлива. После отца она стала единственным человеком, кому я ничего не рассказывала… вообще ничего. Она по-прежнему оставалась уверенной в том, что мы с Гаем поженимся. Мне и самой хотелось верить в это, но, зная Гая и его характер, я готовилась к худшему. Я искала всему этому какое-то объяснение, чтобы хоть как-то оправдаться перед близкими людьми, возлагающими на меня слишком большие надежды, и понимала, что каждое сказанное мной слово выступит против меня. Нет никаких оправданий. Я виновата, и вскоре все осудят меня. Я знала, что между мной и мамой испортятся отношения, как только она узнает… я не оправдала ее ожиданий. Родители тяжело прощают ошибки своим детям, особенно тем, от которых они ничего подобного не могли ожидать.
Я решила, что уеду сразу после того, как отца привезут домой. Придумаю какой-нибудь повод, связанный с Валери или с работой, и сяду в поезд, не дождавшись ужина. Я больше ни дня не смогла бы выдержать в этом неведении. Мне нужно было срочно поговорить с Гаем, даже если этот разговор будет самым тяжелым в моей жизни. По крайней мере, я буду знать, что он цел и невредим.
На следующее утро я поговорила с Валери, от Гая по-прежнему не было никаких вестей. После разговора у меня начали дрожать руки, сердце беспокойно забилось. Я уже не надеялась, что он ответит на мой звонок, но все равно набрала его номер. Гудки… трудно передать, что я испытывала в тот момент. Мне казалось, что я упаду в обморок, если сейчас в трубке прозвучит его голос.
Он ответил. Молчанием.
Я слышала его дыхание… Осознавала, что мне нужно говорить. Но я забыла все слова, забыла свой голос…
– Я слушаю. – Сказал он спокойно.
Но сколько боли было в этом спокойствии! Я зажмурила глаза и попыталась произнести его имя, но ни звука… я потеряла дар речи. Его дыхание стало раздраженным, учащенным. Я все ждала, когда он прервет связь…
– Так и будешь молчать?
– Да. – Это было сказано так слабо, так тихо. Но он услышал.
– А зачем позвонила?
– Поговорить…
– Говори.
Каждое его слово резко обрывалось. Словно он заранее заучил эти реплики, говорил без каких-либо чувств, сухо и совершенно безразлично. «Он меня больше не любит… ни капли» – подумала я.
– Не знаю, с чего начать… нам надо встретиться.
– Ты уже в городе?
– Нет. Но сегодня возвращаюсь.
– Хорошо. Я напишу, когда буду свободен.
– Ты ведь не напишешь… – вздохнув, сказала я.
– Мне тоже нужно поговорить с тобой. Напишу.
– Тогда… я буду ждать.
– До встречи.
– Гай, – я задержала его еще на какое-то время, – знаю, ты слишком зол… и… я хочу сказать, что жалею. Это ошибка… Я… Если бы ты смог понять меня. Ты должен знать, что я не способна на такое. Должен понять причину… Гай… Прости. – В конце сказала я, заплакав.
Снова раздались гудки.
Я собирала свои вещи, и мне на глаза попался билет на поезд. Я взяла его в руки и села на кровать возле окна. Я полюбила этот вид на море с того момента, как оказалась первый раз в доме родителей. Гостевая комната теперь стала моей, мама даже повесила на стене мои фотографии в белых деревянных рамках. Здесь я чувствовала себя намного уютнее, чем в городе. Может, потому что становилась ребенком… жила как раньше, с мамой и папой, окруженная заботой.
