Впереди. Чуть правее. Схватил за кудрявые волосы взглядом. Несколько метров до неё. Преодолеваю одним броском.
За локоть. Разворачиваю к себе. С такой силой, что она едва удерживается на ногах. Я не даю ей упасть. И не дам уйти, пока не ответит. В её глазах всё та же растерянность. Попытка сказать спокойно сходит на хрип:
– Ты… – выдох-вдох. – Это ты наклеила листовку в магазине?
– Мне разрешили. Отпустите, пожалуйста, мою руку.
– Кто тебе их дал?
– Группа.
– Какая группа?
– Оперативно-розыскная. Её организатор. Александр Дмитриевич. Отпустите, пожалуйста…
– Какой Александр Дмитриевич? – цежу я. Меня бесит, что она говорит со мной сквозь шарф. Как через медицинскую маску. И я не вижу её губы. Издеваются ли они надо мной, ухмыляются? Сдавливаю сильнее. В её глазах растерянность тонет, и на её месте выступает злоба.
– Пусти! – она изо всех сил отдёргивает руку. Падает на шаг назад. Ловит равновесие.
Выхватываю из её голых пальцев листовки. Перебираю их в спешке. Они мнутся, не попадают друг под друга. Потому что руки-предатели дрожат как у старого алкоголика. Здесь только стопка объявлений о розыске белокурой девушки.
– Это – другие. Почему ты наклеила ту? – вцепился взглядом в её глаза. Она молчит. Смотрит исподлобья. – Почему? Ты. Наклеила. Ту.
– А что? Что тебе до этой девушки? – с вызовом. Даже подаётся вперёд. Её рука вцепилась в шарф. Будто он душит её. Будто она хочет его сорвать. И плюнуть мне в лицо.
Специально. Ты сделала это специально.
– Она уже давно мертва, – я делаю к ней шаг. – И не говори мне, что ты не знала.
– Знала! – выпаливает. – Хотела посмотреть на твою реакцию!
Я стискиваю девушку за плечи. Поднимаю. Она больше не владеет своим телом. Беспомощная и моя. Несу её дальше от дороги. Через сугроб. Пока не припираю спиной к забору.
Держит голову высоко. Таращится на меня испуганными глазами. Зрачки сужены в маленькие точки. Они будто меньше, чем у нормального человека. Или просто круг радужки слишком светлый. Её лоб взбухает от морщинок.
– Ты виноват в её смерти, – цедит она сквозь шарф.
И в ту же секунду она зажмуривается, потому что я бью кулаком в забор. Рядом с её лицом. Он прозвенел, прогудел, как сорвавшийся с высоты металлический лист. С деревьев, которые упирали в него свои ветки, посыпался снег. На её голову, на вьющиеся волосы, на узкие плечи.
Я сдёргиваю шарф с её лица. Она распахивает рот, будто ткань мешала ей дышать.
– Кто ты такая?
Лишь хмыкает. Зло. Как будто она на грани безумия.
– Я читала про вас. Убийцу так и не нашли. Убийцу отмазал богатый папа. Так?
– Что ты несёшь, дура?
– Твой папа? Или папа твоей невесты?
Приближаю к ней лицо:
– Не лезь в мою семью.
– А то что? – с вызывающей улыбкой.
Дрожь заползает под каждый палец. Я уже не могу себя контролировать. Девушка смыкает губы. Сглатывает. Шепчет:
– Я не оставлю тебя в покое.
Вдруг её лицо меняется. Становится жалостливым. Губы искривляются. Она будто заплачет сейчас.
– Ты мне снишься, – хрипит она.
– Что?
– Как ты прикасаешься ко мне.
Да она ненормальная, точно.
Я провожу пальцами по её подбородку легонько, вверх, прикладываю руку к её горячей коже – моя ладонь раза в полтора больше её щеки. Девушка зажмуривается как от удовольствия. Как будто она ждала этого прикосновения всю жизнь.
– Так? – спрашиваю. – Или так? – моя рука сползает вниз, и я сжимаю её шею. Она перехватывает моё запястье. – Если я ещё раз увижу тебя – ударю. Ты поняла?
