Мне не жаль - страница 20

Эдгар не хочет поднимать эту тему, а уж тем более извиняться. Она это понимает по тому, как он смотрит на нее: по отсутствующему взгляду в пустоту. Это предвещает типичное для него молчание.

Он должен был сказать ей об этом. Или хотя бы как-то оговориться. Но он ничего не сказал. Ни слова.

Юлия Нольде. Эта сука с милым личиком. В форме сердечка, с большими глазами, острыми скулами и высоким лбом. Она похожа на маленькую девочку. И если на нее глянуть, то она такая невинная. Чистая, как капля росы. Это лицо всегда было ее самым эффективным оружием. В этих круглых глазах не заподозришь чертей. Глубокие, честные, карие, с густыми ресницами. Но Линде виднее. Она знает ее намного лучше.

Она и Эдгар идут бок о бок. Их окружают одноклассники, море голосов и лиц, везде топот спешащих. Затем звучит звонок, и они исчезают в классах и на лестничных клетках, как будто кто-то выдернул вилку из розетки. Разговоры стихают, двери закрываются, уступая место тишине.

Шаги Эдгара эхом разносятся по коридору. Линда молча идет позади него. Он поворачивает направо в сторону химических лабораторий; коридор перед ними длинный и без окон.

Линда задается вопросом, что причиняет ей больше боли: то, что Эдгар не рассказал ей о поездках на автобусе, или что он, кажется, забыл, что Юлия сделала с ней тогда. Конечно, это была не только она, но она была там. Она всегда была рядом. Но никогда не действовала первой. А потом, когда Линда заплакала, она посмотрела на нее. С такой жалостью. Но ничего не сказала. Чертова лицемерка.

Линда догоняет, затем молча идет рядом с ним. Он не пытается что-то сказать, поэтому в какой-то момент она говорит сама:

– Итак, ты и Юлия, – и это звучит так странно, как будто кто-то другой говорит через нее.

Эдгар закатывает глаза.

– Мы просто ездим на одном автобусе, – отвечает он тоном, который звучит равнодушно и в то же время раздраженно.

– Да, – говорит она. – Уже несколько месяцев.

Эдгар останавливается и смотрит на нее.

– Что это значит? – спрашивает он.

– Я бы тоже хотела это знать, – говорит она.

Коридоры устрашающе пусты, серо-голубой линолеум и грязно-белые стены. И они между.

– Правильно ли я понимаю, – говорит в какой-то момент Эдгар, – что мне не разрешено говорить с ней только потому, что она сделала тебе гадость лет сто назад?

Они смотрят друг на друга. И стоят у пропасти, о которой знает только она.

Затем Линда говорит:

– Потому что она сделала гадость? Ты сейчас серьезно?

Эдгар вздыхает.

– Да ладно, это было давным-давно. Когда-нибудь обида должна пройти.

Проходит долгий напряженный момент, который показывает ей ту сторону Эдгара, которой она не знала раньше. И не хотела знать.

– Это не обида, – говорит Линда через некоторое время. – Это здравый смысл.

– Может быть, – отвечает Эдгар. – Но тогда это не имеет ко мне никакого отношения.

Последнее предложение медленно просачивается в ее разум, как будто он влажная земля, которая не может впитать больше воды. Это несколько лет ее жизни. Эдгар видел, как она страдала. Как она была напугана. Это совсем не он. Тогда он всегда был на ее стороне. Больше нет.

Глаза Линды горят, в горле встает ком проглоченных слов и страха. Она и не подозревала, что настолько боялась потерять Эдгара. Ей кажется, что она снова оказалась в раздевалке. Толстая и голая. Затем ее взгляд падает на небольшую тарелку с тортом в руке Эдгара. Он выглядит крошечным. Лимонный пирог. Эдгар любит лимонный пирог. Линда испекла его именно так, как ему нравится. По его рецепту. Этим утром она все еще думала, что они прогуляют первый урок вместе и он поделится кусочком. Как всегда и было в их дни рождения. Вместо этого они сейчас здесь. В длинном коридоре, ссорятся.