Скользя ногами в чавкающей грязи, в которую превратилась тропинка, наощупь дошла до ближайшего сарая и протяжно выдохнула, укрывшись от непогоды в этом хлипком строении. С трудом расправилась с разбухшей от воды шнуровкой корсажа, стянула платье, которое весило теперь, наверное, целый пуд, бросила на сено.
Выжать бы его надо, но оно мне все запястья выкрутит, не справлюсь ведь. Тогда пока нижним бельем займусь. Стыдливо глянула по сторонам. Да нет тут никого, трусиха! Только пауки-тенятники по углам висят.
Стянула панталончики и исподнюю рубашку из тонкого, такого приятного для тела материала, что мурлыкать хочется, когда надеваешь ее. Сейчас, правда, все было ледяное, липкое, противное, категорически не желающее слезать с тела, которое покрылось синей гусиной кожей.
Кряхтя, как наша старая Вещунья, я выжала белье чуть ли не досуха и разложила его на сене, пусть досыхает. Рядом легли гольфики. Хихикнула, решив, что даже красиво получилось. Теперь пусть сохнет, ведь, судя по завываниям ветра снаружи, мы с одеждой тут надолго застряли.
Хорошо, хоть не гроза, ее малышка Дженни очень боится, а Лавия вместо того, чтобы приголубить дочку, может и на улицу ее выставить, чтобы боролась со своими страхами. Один раз уже сделала так, с год назад, крошка потом до зимы заикалась. А сестра только глаза закатывала, по заднице ее шлепала и язвила, что в следующий раз дочка вообще, наверное, онемеет.
Почему она такая? Не знаю. Хотя, в последнее время, вроде бы, оттаял немного наш снеговик. Дженни хвасталась, что мама ей персик принесла. Для нее это неслыханный поступок. Надеюсь, сестра подольше такой пробудет. Ведь, говорят же, что с возрастом сердце женщины мягче становится. Если оно не каменное, конечно.
А я вот в скором времени, наоборот, превращусь в ледяную скульптуру, наподобие тех, что у нас некоторые умелицы из глыб льда вырезать умеют. Холодно-то как, мамочки! Запрыгала по сараю, как полоумная козочка, напевая для храбрости. Со стороны на сдуревшую похожа, наверное. Да и пусть, тут некому на меня глазеть.
Так я думала, пока за спиной не хлопнула дверь. Богиня, пусть это будет лишь порыв ветра! Развернулась и сдавленно пискнула, увидев Себастьяна. Ой. Одной дрожащей рукой попыталась прикрыть груди, но они, скользкие, выскакивали в разные стороны. И на кой черт такие большие выросли! Другая нырнула вниз, ладонью накрыв женский срам. И почему у женщин так много мест, которые скрывать надо?!
Да что я делаю?! Снова пискнула, как мышь-полевка, которую лисица сдавила зубами, и рыбкой нырнула в сено. Закопалась в него и только потом подняла глаза на оборотня. Который самым бессовестным образом ржал!
Ах, ты конь, объевшийся вредной травы! Стиснула кулачки, но быть грозной ведьмой, сидя голой в сене, которое нестерпимо колет самые нежные места, довольно затруднительно.
Поэтому не выдержала, тоже рассмеялась, а потом прокричала:
- Вот тебе смешно, а мне стыдно ужасно, наглый оборотень!
- Зря, - ответил он, - вам совершенно нечего стыдиться, госпожа Сильвия.
Что это значит? Мозг тоже замерз, не соображает.
- Не переживайте, наглый оборотень уже отвернулся.
Это хорошо. Но как много он успел увидеть? Наверное, все то, что я пыталась согреть козлиными прыжками, разглядел в подробностях. Как теперь ему в лицо смотреть?
